– Низкая?
– Да и низкая и вообще не такая... И речка у нас есть. Чагрой мы зовем ее. Но разве ее можно с твоей речкой сравнить! Твоя вон как резво по камням скачет!
– А у вас что – тихая?
– Да и тихая и вообще не такая... И озеро у нас есть, но разве сравнишь его с твоим озером! Оно вон у тебя в горах, под самыми облаками лежит.
– А ваше что – в долине?
– В долине, да и вообще оно совсем не такое, как у тебя. И небо у тебя высоты неохватной, не то что в нашем краю.
И сказал тогда Крымский голубь:
– Если тебе нравится край мой, оставайся здесь навсегда. Будем жить рядом,
– Что ж, останусь, – сказал ему наш Голубь и всю зиму летал над Крымскими горами и все нахваливал их. А как стало время к весне близиться, стало у нашего Голубя сердце занывать. Томиться он начал, задумываться.
Спросил его как-то Крымский голубь:
– О чем это ты все думаешь?
– О горе, – говорит, – о Лысой, Поглядеть бы теперь, какая она. Вершина-то ее отопрела, поди, обесснежила.
– Попей воды ключевой, остынь. Ты же сам говорил, что твою гору с нашими не сравнить.
– Я и сейчас говорю: разве ее можно с вашими сравнить. Такой горы нет больше нигде. Ты бы посмотрел, какие овраги прорезают ее! Они уже, наверное, водой набрались, заревут, гляди, скоро.
На другой день смотрит Крымский голубь: опять о чем-то думает товарищ его. Спросил:
– Что сидишь сиротиночкой? О чем теперь думаешь?
– Об озере нашем, – ответил наш Голубь. – Теперь уж в нем, гляди, лягушки оттаяли, голоса свои пробуют.
– Брось тоской маяться, – сказал Крымский голубь, – Ты же сам говорил, что твое озеро не сравнить с нашим.
– Я и сейчас говорю: разве можно его сравнить с вашим озером? Да такого озера, как у нас, нигде не найти больше. Ты бы посмотрел, какие над ним ивы плакучие свешиваются, а вода какая в нем! С перезвонами. Эх...
Через день смотрит Крымский голубь, а товарищ его опять сидит на камушке и о чем-то думает.
– Ну, о чем ты теперь убиваешься? – спросил он его. – О чем теперь думаешь?
И услышал в ответ:
– О речке моей. Теперь, гляди, по ней льдины плывут. Вышла теперь, гляди, из берегов она и разлилась по огородам. А по вечерам у ее воды ребята костры жгут, песни поют.
И сказал Крымский голубь.
– Нытик ты хороший. Не о всякой же разлуке грустить надо. Ты же сам говорил, что вашу речку с нашей не сравнить.
– А я и сейчас говорю: куда вашей речке до нашей. Наша вся черемухой заросла. Расцветет – белая, белая. А какие осокори стоят по ее берегам – до самого неба. На одном из них я родился и вырос. Разве можно нашу речку с вашей сравнить.
И добавил, расправляя крылья:
– Нет, здесь у тебя хоть и жарко солнце горит, а не греет, сердцу зябко. Полечу. К себе полечу. Пока доберусь, пора уж будет гнездо строить.
ОТЧЕГО ГРУСТЯТ ИВЫ
На пойменном лугу горбилась и покряхтывала старая Ива. Каждую весну она цвела и давала много семян. А однажды на ней родилось всего три семечка.
В высоком лазоревом небе пел жаворонок. Он пел о большой реке Волге и волжских плесах. Он пел о Жигулевских горах, из-за которых встает по утрам солнце.
Семечки слушали его и вздыхали:
– Нам бы хоть раз увидеть то, о чем поет он.
Старая Ива, поскрипывая темными узловатыми ветвями, гнулась над лугом, говорила:
– Скоро вы станете крылатыми и сможете лететь туда, куда захотите. Но только помните: нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.
– Мы будем помнить это, – сказала семечки.
И когда пришло время лететь им, воскликнули:
– Неси нас, Ветер, к реке, о которой пел жаворонок. Неси нас, Ветер, к горам, из-за которых встает по утрам Солнце. К Волге неси нас, Ветер.
И затрепетали крылышками.
Ветер подхватил их и понес. Они летели весь день и прилетели к озеру у Гореловской рощи. Приустали. Сели отдохнуть.
С коряги в озеро прыгали лягушата – купались. По озеру крупными желтыми чашами лежали кувшинки. Семечки засмотрелись на них и не заметили, как уснули.
Ветер, надувая, щеки, кружил над ними. Шевелил их запыленные в полете крылышки. Звал:
– Что же вы? Летите! Я дую.
Но семечки шептали ему в теплой дреме:
– Повремени, не тревожь нас, Ветер. Мы еще полетим, обязательно полетим. Вот только подремлем у озера, совсем немного, чуть-чуть.
Но у красивых летних озер крепко спится. И поэтому проснулись семечки только на следующую весну. Смотрят, а они уж маленькими ивами стали, к земле приросли. И вспомнилась тут им их старенькая мать. Ее слова вспомнились:
– Нам, Ивам, дано летать только раз в жизни.. И загрустили Ивы, что поддались когда-то слабости: прикорнули у тихого берега тихого озера, хотя до большой реки, может, оставалось лететь совсем немного.