Выбрать главу

— Миша, — поправила она. — Нет. Он считает, что это и для меня не солидно. А я не хочу быть солидной!

— Да, да, — покачал головой Алеша.

Вера решительно шагнула к столу:

— Ты не веришь мне? Не веришь?

— Почему же? Верю.

Алеша усмехнулся. Перед ним стояла прежняя Вера та самая, в которую, кажется, он был влюблен, но которая об этом до сих пор не знала. А теперь уже и не к чему ей знать.

Ванек увидел в прихожей чемодан и шинель. Спросил у Веры, кто же приехал. А Вера, поймав его за локти, не пускала в столовую:

— Отгадай!

— Ну, Верусик! Ну нехорошо так, — жалобно тянул Ванек. — Пусти!..

Алеша не мог более слушать эту игру — она его раздражала. Отодвинул портьеру и вышел навстречу.

— Лешка! — радостно кинулся к нему Ванек и стал тискать, будто пробуя Алешу на прочность. — Вот никогда б не подумал! А у меня с утра нос чесался И никак не мог сообразить, к чему бы это. Оно вон, оказывается, к чему!.. Ты хочешь есть? Ну давай-ка нам чего-нибудь Верусик.

— Сколько раз я просила тебя: не зови меня по-собачьи. Тузик, Верусик. Тоже мне, имя нашел! — возмутилась Вера.

Ванек был весь чистенький, отутюженный. На его худощавой фигуре хорошо сидел китель. Движения были спокойные и уверенные, чего прежде не замечал Алеша. Оно и понятно: как-никак капитан.

Вера достала из шкафа бутылку водки, и они сели ужинать. Закусывали кусками сала, мелко нарезанными, и квашеной, в вилках, капустой. Затем Вера поставила на стол тарелки с борщом, а в борще было мясо — много мяса.

— Ешь, Леша, не стесняйся. И рассказывай, как живешь, — Ванек вскинул свой вздернутый нос.

— Ничего живу. Купил вот билет до Красноярска, но сошел здесь.

— Ачинск тебе нравится?

— А что? Я с удовольствием побродил по нему.

— Уже успел побродить?.. Хорошо, что ты к нам приехал, в Сибирь. Если хочешь, я тебя на работу устрою. У тебя никакой специальности нету?

— Ты ж сам знаешь. Воевал — и только.

— Это несколько хужее, — задумчиво произнес Ванек. — Но все равно я устрою тебя на подходящую работенку. Надо, чтоб поближе к продуктам. А одежонку в военторге достанем. У меня тут есть блат. Не пропадем. Завтра потолкуем кое с кем, и квартиру найдем. А ты где ходил?

— Был на рынке, да и так прошелся по улицам. Между прочим познакомился с одним типом. И даже с двумя. Ты Самару знаешь?

— Пьяницу? Его и Вера знает, — сказал Ванек.

— Он сидел за какие-то махинации. Тут и остался, и сын к нему приехал сюда. Спился Самара, — живо проговорила Вера.

Они засиделись допоздна. Уже мигнуло и погасло электричество, где-то неподалеку второй раз запел петух. А они сидели в столовой, вспоминая одноклассников и школьные годы.

Перед утром, зарывшись головой в жаркую собачью доху, Алеша уснул и спал чуть ли не до самого обеда. Чего и говорить, измучился в дороге. Он спал бы и еще, но его разбудила Вера:

— Если хочешь, сходим на репетицию. Ты увидишь наших любителей. Я вчера рассказывала о тебе, и вот ты явишься сам. С Агнией Семеновной познакомлю. И с Демидовым. Он в девятьсот втором году гастролировал в Алма-Ате. Подумать только! Такой милый седой старичок.

Вера напоила Алешу чаем с рыбным пирогом, взглянула на ходики, ахнула:

— Опаздываем. Ты надень фуфайку. Мужева.

Все же это очень странно: у Веры муж. И подумать только, кто он! Ванек. Нет, она не любит его. Не потому, что Ванька нельзя полюбить, но он совсем не для Веры. Они разные.

Репетиция еще не начиналась. Ждали Веру и какого-то железнодорожника на роль Несчастливцева. С этим железнодорожником у них было много мороки. Он постоянно задерживался на работе.

Агния Семеновна, невысокая женщина в годах, но до сих пор играющая героинь, сидела посреди репетиционного голубого зала на облезлой козетке. Она недобро покосилась в сторону вошедшей Веры:

— А вы-то? Ведь вы нигде не работаете, Вера…

Любители молча слушали, как Агния Семеновна обижалась, как она обещала им (в который уж раз!) бросить свое режиссерство. Но вот выговорилась, и Вера, не поднимая головы, сказала:

— Ко мне, то есть к нам… Ну вот он приехал, Алеша Колобов. Да я вчера… Вы помните, Агния Семеновна?

Алеша слегка поклонился. И к нему подошел кругленький старичок в очках. Он эффектно протянул Алеше дряблую руку:

— Очень рад вашему приезду. Только возвышенные души способны тонко чувствовать искусство. Демидов, Александр Георгиевич… — и расшаркался.

Алеша уже знал от Веры, что Демидов близко к сердцу принимает и успехи, и провалы любительского кружка. И это объяснялось не только его отношением к искусству. Демидову платили какие-то деньги со спектаклей.