Выбрать главу

По берегу Чулыма толпились люди. Они показывали на воду и ошалело кричали, но слов нельзя было разобрать из-за треска и грохота огромных льдин, наползавших одна на другую.

Алеша стоял на самом обрыве и щурился от яркого солнца. Ледоход он видел впервые. Это было впечатляюще.

Чья-то рука сзади легла на плечо Алеши. Он быстро повернулся и увидел Веру. Она улыбалась ему. Казалось, что Вера нисколько не озабочена предстоящим спектаклем. Лишь радовалась встрече с дорогим ей человеком, для нее не существовало ничего больше на всем белом свете.

Алеша почувствовал слабый запах ее духов. И у него то ли от этого запаха, то ли от чего-то другого слегка закружилась голова, когда они вышли из толпы и направились к театру.

— Снова сюда? — остановилась она у театрального подъезда. — Не хочу. Вечером, но не сейчас. Пойдем лучше вон туда, — она показала на противоположный конец города, где на холме виднелась березовая роща.

Они шли, и Алеша смотрел на нее украдкой. А Вера тихонько посмеивалась.

— Чему ты? — спросил он.

— Весне, — сказала она и поджала свои влажные губы.

На холме когда-то было кладбище. Его опоясывала ограда, выложенная из красного кирпича. Могилы давно сравнялись с землей, еще в двадцатые годы комсомольцы намеревались сделать рощу местом отдыха. Но, говорят, сколько ни играл на горе коммунальный духовой оркестр, он не привлек туда ачинской молодежи. Видно, тени усопших отпугивали парней и девчат.

Сейчас холм сочно зеленел от набиравшей силу травы. На ветвях берез, еще голых, но готовых дружно выстрелить почками, посвистывали пичужки. И птичьи песни, вместе с зеленью полян и голубым простором, открывавшимся взору, звучали симфонией. И не было у этой симфонии ни начала ни конца.

Опершись рукой о гладкий, белый ствол березы, Вера долго, не отрываясь, глядела вдаль. Ей были видны поля и перелески за рекою, и улицы города до самых дальних его окраин, и поезда, спешащие к далеким станциям. Верины тонкие ноздри раздувались и вздрагивали.

— Алешенька, — сказала она, не поворачиваясь к нему, — сегодня я многое поняла, о чем даже не догадывалась никогда. Счастья не нужно ждать, само оно не придет. Никогда! Нужно идти ему навстречу. И я иду.

— Мы оба идем навстречу счастью, — задумчиво произнес Алеша.

— Не знаю, — лукаво проговорила она, сверкнув в его сторону глазами. — Сегодня я сделала еще один шаг. Я сказала ему, что люблю тебя и что ничего с собой не поделаю.

Алеша повернул ее лицом к себе и поцеловал в губы.

В театр они пришли намного позже назначенных шести часов. Их уже искали. Спрашивали об Алеше в редакции. Посылали за Верой домой, но ее дом был на замке. Агния Семеновна, встретив их в фойе, укоризненно развела руками:

— Ну как же так! Ну как же так!..

Демидов в клетчатом костюме Аркашки, с отвисшей нижней челюстью пританцовывал на лестничной площадке:

— Только не волноваться!

От него за пять шагов несло валерьянкой. Когда он сел гримироваться, пальцы у него прыгали, и он еле натянул на голову рыжий парик.

— Не спорьте, дорогие мои. В споре не только рождается, но иногда и умирает истина. Не надо, — со слезами на мутных старческих глазах убеждал он.

Но никто не спорил. Гримировались молча. Лишь Агния Семеновна, несколько успокоившаяся, наказывала очкастому помрежу Сереже:

— В начале второго действия притушите свет. Затем потихоньку выводите его. Ярче, ярче…

В фойе понемногу нарастал шум людских голосов. Это значило, что в театр стали прибывать зрители. Потом захлопали сиденья в зале.

Спектакль начался без опоздания. Когда распахнулся занавес, гул в зале стих. Только на галерке раздраженно басил кто-то, искал, очевидно, свое место.

Публика принимала спектакль пока что весьма сдержанно. Но Демидов, как только мог, успокаивал всех, кто был за кулисами:

— Сорок лет играю в «Лесе» и, поверьте мне, всегда так. Тут любую знаменитость выпускай — не сорвет аплодисментов. А вот посмотрите, что будет дальше.

Он оказался пророком. Уже во втором действии зал то мертво притихал вдруг, то взрывался хлопками и поощряющими возгласами. Зритель бурно встречал почти каждую реплику Алеши. Негодование сменялось радостью, радость — досадой.

— Нормально идет, ребята, — шептала сияющая Агния Семеновна.

В антрактах из публики прибегали к Соне восторженные девицы. Они обнимали Соню и щебетали без умолку: