— Летун ты самый настоящий! Да-да! Ему не нравится городская газета! Да я начинал в такой дыре, что тебе и не приснится. А это — город!
— Как знать, Василий Фокич, — сказал Алеша. — По-моему, в той дыре лучше…
— Это у тебя от обиды на плохих людей. А ведь есть здесь и хорошие. И город вовсе не виноват в том, что у тебя что-то не клеится. Горяч ты, Алеша.
— И все-таки я уеду.
— Дурной ты! Ну уж ладно! Если на то пошло, я тебе устрою командировку. Сейчас же позвоню в краевую газету. Там охотно дают командировки местным журналистам. Поедешь, напишешь очерк или статью, а заодно и местечко себе присмотришь. Только я по-прежнему против категорически.
На той же неделе Алеша уехал. По расписанию поезд уходил из Ачинска во втором часу ночи. Но он запоздал почти на три часа. Так и проходили в ожидании поезда всю ночь по перрону Алеша и Вера, которая во что бы то ни стало решила проводить мужа.
— Я все равно не смогу сегодня уснуть, — как бы оправдываясь, говорила она.
— Но завтра тебе на работу, — возражал Алеша.
— Что ж, как-нибудь… Отработаю день, не поспав. И ничего тут страшного нет.
И такая мольба была в ее широко раскрытых, устремленных на него глазах, что Алеша согласился. Вера волновалась так, словно он покидал ее навсегда. Счастье казалось ей еще очень зыбким и неопределенным.
Ночь выдалась светлая и теплая. Звезды были большие, сочные. Где-то далеко, на самом краю станционного поселка, лениво побрехивали собаки.
— Хорошо-то как! — вздыхала Вера, припадая к Алеше.
Негромко переговариваясь, прошагали железнодорожники с фонарями. Вера смотрела им вслед до тех пор, пока их сутулые фигуры не растаяли во мраке и не остались маячить на путях лишь слабые желтые огоньки стрелок.
— И люди вот так же. Пройдут по жизни, посветят и погаснут, — в раздумье сказала она.
Алеша не сразу понял Веру. А когда до него дошел смысл ее слов, сказал:
— Светят не все.
— Ты о другом, Алеша.
— Да, я о другом, — согласился он. — Но что толку, если человек существует, как животное? Все о себе, все для себя.
— А дети?
— Что дети? Они и детей воспитывают в том же духе. Ты должен прожить легче других. Вот и вся философия.
Посвистывая, подошел поезд. Как мухи на мед, на него налетели мешочники. Каждый лез напролом, иначе не сядешь. А до следующего поезда — целые сутки. Здесь не существовало никаких очередей, все зависело от силы и ловкости. Алеша с трудом вклинился в толпу, его прижали, отбросили в сторону, но толпа колыхнулась снова, и он оказался рядом с проводником. Это была удача.
Уже рассвело. Отсветы зари играли на стенах вокзала, на кряжистых тополях, что росли в палисаднике у вокзального здания, на лицах толпившихся на перроне людей. В окно вагона Алеша увидел Веру. Она сиротливо стояла неподалеку и махала ему платочком. И Алеше пришла мысль, что вот так же совсем недавно провожали бойцов на фронт. А теперь он едет всего на несколько дней, едет в тихие, мирные села, и у Веры, конечно, то же чувство тревоги и боли. Видно, разлука всегда тяжела, если любишь. А Вера любила его. Это он знал.
Алеше нестерпимо захотелось открыть окно и втащить ее в вагон, чтоб уехать им вместе. Но он тут же махнул ей рукой, чтобы Вера уходила, и принялся искать по вагону свободное место. Разумеется, его не оказалось — хотя бы краешка полки, где можно сесть, — и Алеше пришлось поднять спавшего бородача. Тот не хотел убирать ноги с полки, что-то сердито бурчал себе под нос. Однако Алешу поддержали пассажиры, что стояли в проходе, и бородач сдался.
О Хакасии Алеша слышал мало. Он знал, что она где-то на юге Сибири, что там есть и степи, и тайга. Но в обжитой части Хакасии больше степей. Говорили о косяках коней, о хакасских шаманах, о мясистых помидорах величиной с блюдце, их можно купить сколько хочешь на базаре в Абакане. Вот, пожалуй, и все сведения, которыми располагал Алеша, если не считать рассказов о хакасском курорте Шира.
Абакан оказался пыльным одноэтажным городом. Здесь стояла жара, деревья уже зеленели. В тени тополей на привокзальной площади дремали, отвесив нижнюю губу, некрупные лошадки под седлами. У заборов, да и посреди площади, топорщилась зеленая щетина дикого ириса.
Еще в поезде Алеша узнал, что в Абакане есть МТС. И прямо с вокзала он пошел на высокую трубу, которую ему показали. Идти пришлось по пыльному тракту, затем Алеша свернул в поле. Дорога здесь была вязкая, и он с трудом осилил ее.
Контора МТС была в маленьком белом домике, возле которого подрагивала и воняла бензином изрядно побитая полуторка. В ее чреве ковырялся низкорослый, скуластый хакас. Он даже не повернулся в сторону Алеши — так был увлечен своим делом. Но едва Алеша поставил ногу на ступеньку крыльца, хакас, не поднимая головы, сказал: