— Ты веришь в судьбу?
— Я тебя не совсем понимаю, — продолжая думать о чем-то своем, с усилием сказала она.
— В предопределение веришь? Чему быть, того не миновать — так?
— Не верю.
— И я тоже не верю, — сквозь стиснутые зубы медленно сказал он.
Они вошли в зыбкую полосу света, отбрасываемого плафонами у подъезда большого черного здания. Влада остановилась, привычным жестом поправила коротко стриженные волосы. И Костя увидел, как ярко блеснули белки все еще смеющихся ее глаз.
— Человек должен быть сильным, достаточно сильным, чтобы самому сделать свою судьбу, — негромко сказала Влада.
— Конечно, — согласился Костя. — Но не всегда и далеко не все зависит от воли и желания человека. Есть объективные причины, так ведь?
— Которые выдуманы людьми слабовольными, — отвернувшись от Кости, куда-то в сторону бросила она.
Он уловил в ее мягком и милом голосе иронию. Но Влада тут же сказала, как бы извиняясь:
— Кажется, я нагородила тебе всяческой чепухи. Хотя, откровенно признаться, мне импонируют сильные натуры. Им все возможно, все доступно.
— Это что же, сверхчеловеки?
— Да, такого бы я полюбила, пожалуй, — словно не расслышав, что сказал Костя, подумала она вслух. — Тебя временами не мучает ощущение пустоты?
— В голове, что ли? — задиристо спросил он, хмурясь.
— Да, если хочешь. Это бывает, когда теряешь цель.
— А ты ее не теряй. Идем, — сказал Костя и осторожно коснулся рукой ее острого, точеного локтя.
Она вздрогнула от этого короткого прикосновения и решительно высвободила руку. И Костино сердце ужалила обида. Первым желанием было покинуть Владу, никогда больше не быть с ней.
«В чем я виноват? Что остался дома? Вздорная она и глупая. Вот возьму и сразу скажу ей все», — мстительно подумал Костя.
Однако он ей ничего не сказал, а только замолчал, и они молча шли до самой калитки. И это еще больше злило его.
Костя поздно вернулся домой. Не зажигая света лег в постель. И слово за словом перебрал в памяти весь разговор с Владой. И нисколько не пожалел о случившемся. Отъезд Ильи, разумеется, тут ни при чем. Владе просто скучно, она не может жить без этих сложностей, она сама создает их.
Костя проснулся и увидел у своей постели мать. Располневшая с годами, она, скрестив руки на животе, устало и грустно глядела на сына.
— Поссорились с Владой-то? Я так и рассудила вчера, когда ты тут охал. Уж и не ведаешь, где найдешь, где потеряешь. Может, оно и к лучшему все. Ну не бывает же так, чтобы одна девка гуляла с двумя парнями! Это же чистое позорище, когда вот так. Балованная, значит, она и в жены не каждому годится.
— Хватит, мама, — нахмурился Костя.
— Ты вот не слушаешь. А я вот желаю, чтоб тебе было спокойно и хорошо.
— Да зачем он мне, твой покой? Зачем?
— Сколько их ходит, умных да степенных, а вы с Ильей Тумановым как два дурачка. Да, она, наверное, и обеда приготовить не сумеет. И белье не постирает.
— Брось, мама! Ты пошла бы в кухню. Там что-то кипит, — сердито проговорил Костя, подумав о том, что настоящей любви, очевидно, не бывает без вот таких душевных мук. Надо пройти сквозь это. И напрасно, совсем напрасно он обвиняет Владу. Ведь, в сущности, ничего не произошло.
— Это у тебя кипит, Костик. Ну не буду, не буду. Не промахнись только, — и совершенно другим тоном спросила — Лешу-то проводили, чай?
Костя утвердительно качнул головой, отбросил пятерней упавший на лоб вихор.
— Илью тоже?
— Да, да, да! Всех проводили! — грубо сказал Костя.
Мать поспешно, как бы взбираясь по невидимой лесенке, замахала руками и подалась в кухню. А когда Костя несколько остыл, он понял, что мать не столько говорила о нем, сколько о себе, о своей жизни. Нет, она никогда не жаловалась сыну на свою долю. Но она не была счастливой — это знал Костя. Когда отец, жилистый мужик с длинными руками и маленькой головой, напивался, он любил куражиться и говорить, что взял за матерью приданого одних вшей, а ввел ее женою в дом крестовый. Отец хвастался, а мать, сощурившись, холодно смотрела на него или даже сквозь него. И не было в этом взгляде ни капельки уважения к нему, ни сочувствия, ни жалости.
Вечером того же дня мать снова заговорила о Владе:
— Модница она. Леша-то вот рассказывал, будто стриженая. Ну как же так? Девушка должна быть обязательно с косами, а не с сосульками на голове.
— Не лезь, безмозглая женщина, — оборвал ее отец. — Пусть ухаживает, коли нравится. Ты же не знаешь про нее ничего. А у Костиной крали отец в начальниках.