Они наполнили ушат до самых краев водой и осторожно, чтобы не расплескать, понесли к казарме. Но, пройдя всего несколько метров, остановились.
— Тяжело. Руку режет, — сказал Илья, критически разглядывая заалевшую ладонь.
И снова понесли. А когда остановились во второй раз, взяли да и выплеснули часть воды на землю. И увидели Шашкина, стоявшего у входа в казарму с пожилым капитаном в летной форме. Они оба — Шашкин и капитан — осуждающе смотрели в сторону Алеши и Ильи. И вот Шашкин что-то сказал капитану, сделал рукой под козырек и подозвал Алешу.
— Зачем вылил?
— А ты попробуй унести полный! Попробуй-ка ушат, какой он есть.
— Придуриваешься? А ну марш по воду, и чтобы как положено! Кругом! — скомандовал Шашкин, еле сдерживая бушевавшую в нем ярость.
Алеша пристально посмотрел в колючие, неопределенного цвета глаза сержанта и не спеша пошел прочь, к воротам. Чего хочет Шашкин? Он хочет, чтобы дрожали перед ним. Но ведь Шашкин несправедлив: ушат и в самом деле тяжел. Не надрываться же.
— Кругом! — снова послышалась отрывистая команда сержанта.
Алеша остановился, взглянул на стоявшего у ушата Илью и, стиснув зубы, направился к нему. Но тут же услышал пронзительный сержантский голос:
— Кругом! Я научу, как вести себя в присутствии командира. Ты у меня будешь шелковым! Ты у меня!..
И Шашкин в запальчивости рванулся к Алеше, чтобы устроить еще больший разнос. Но сержанта спокойно остановил пожилой капитан:
— Может, и в самом деле тяжело.
— Да придуриваются они, товарищ капитан.
«Правду сказали ребята о Шашкине. У этого не очень засачкуешь», — подумал Алеша.
— Несите что есть, — сказал капитан.
Завтракали и обедали призывники уже в столовой, куда их водили строем. Столовая была во дворе летной школы. И призывники видели, как маршировали на плацу курсанты с голубыми петлицами — будущие штурманы-бомбисты. Они шли словно на параде — четко, в ногу, — и лихо, с присвистом пели. Конечно, это была не пестрая команда сержанта Шашкина.
Препоручив чемодан и рюкзак соседям по нарам, Алеша и Илья отправились смотреть Ташкент. Они не спросили разрешения, ибо знали, что их не отпустят, и вышли со двора через щель в дувале, следом за другими парнями.
К центру города они шли узкими, как школьные коридоры, и грязными улочками. Справа и слева теснились бесконечные саманные дувалы. Ребятам встречались высокие, скрипучие арбы, запряженные верблюдами, степенно вышагивавшими и державшими высоко губастые головы. Мелко семенили игрушечными ножками ишаки, пронося на провисших спинах тучных всадников в полосатых, подвязанных платками халатах и белых шароварах. Спешили, прижимаясь к дувалам, темнокосые и синебровые женщины с позвякивающими монисто из продырявленных серебрушек. У некоторых лица были закрыты черной паранджой.
Здесь, на далекой окраине старого города, казалось, что время еще никак не коснулось Азии, и она, пройдя через революцию, сохранила свое древнее лицо. Очевидно, ей трудно было вот так, сразу, стать иной.
Но это впечатление рассеялось, когда ребята миновали белокаменный мост над бушующей горной рекой и вышли на мостовую. Мимо них теперь то и дело пробегали грузовики, мягко, почти бесшумно шуршали шинами быстрые «эмки».
И когда улицы стали шире, светлее, и по их сторонам потянулись укрытые тополиным шатром асфальтовые тротуары, ребята поняли, что они приближаются к центру. Они шли теперь новым, современным Ташкентом, построенным в тридцатые годы.
Алеша и Илья бродили по магазинам, часто останавливаясь у витрин, у прилавков, а еще чаще — у киосков, в которых продавали то папиросы, то морс и лимонад. Когда им очень уж хотелось пить, Илья шарил в карманах, доставал деньги, и они покупали газированную воду без сиропа. Иногда платил Алеша.
Они бродили по площади, смотрели старинные позеленевшие от времени пушки у музея и до последней строки читали афиши у театрального подъезда.
Тени деревьев косо расчертили улицу. А это значило, что команда новобранцев скоро должна была идти ужинать. Не опоздать бы. А то — придется ложиться спать с пустым желудком.
В казарме их ждала новость, которая потрясла весь карантин. Школа штурманов-бомбистов закрывалась. Курсантов отправляли в кавалерию, а новобранцев распускали по домам.
— Как же так? — разводя руками, скороговоркой проговорил Алеша. — Не надо было срывать нас с учебы! Ну зачем мы сюда ехали?
— То-то и оно, — мрачно согласился коренастый парень в майке, один из тех двоих. — А мы-то чудаки. Думали, зачем нас в карантине держат? Оно вот зачем. А теперь езжай на все четыре стороны…