— Не разрешаю. Ставлю «плохо» в журнал. Принесешь справку о болезни — вернемся к нашему разговору, — сказал математик.
Алеша сел. Его грызла обида. Ему ли объяснять, что это из-за Костиного смешка и Семиного выкрика он получил «плохо»! Ну Сема есть Сема. А Костя? И еще хочет, чтобы Алеша дружил с ним! Вот ни за что на свете! И сегодня спланует, сейчас же, на зло всем.
Но следующий урок литературы. Его ведет классный руководитель десятого «А» Лариса Федоровна. Она сердится. Значит, надо высидеть литературу.
На перемене Алеша не вышел из класса. С ним остался Ванек. Он назвал математика требухой и посочувствовал Алеше. Он даже согласился бы получить «плохо» за компанию. Одним больше, одним меньше — не все ли равно!
— А мы Косте все припомним, — сказал Ванек. — Вот если бы темную ему устроить, а? Да ведь вызовут родителей, шум будет. Тоже мне — учком!
— Отстань ты! — сердито отмахнулся Алеша.
Ванек недовольно засопел, хлопнул крышкой парты и направился в коридор. У двери он на секунду задержался и посмотрел на друга с укором.
Вечерело. На ровном, как стрела, проспекте зажглись фонари. Ребята шагали по проезжей части улицы, и Алеша (в который уж раз) наблюдал, как их тени то удлинялись, то исчезали совсем, то быстро убегали назад, словно играя в прятки. А Васька Панков курил подобранный в пути «бычок» и говорил:
— Огольцы идут в летчики. Завтра на комиссию.
— Кто?
— Весь класс. Разве не слышал?
— А кого берут? — спросил Алеша.
— Повертят тебя на стуле, потом заставят идти по одной плашке. Как лунатика. Выдюжишь — твое счастье. Да чтоб полных семнадцать было.
— А мне будет только осенью, — разочарованно протянул Алеша и его загоревшиеся было глаза погасли.
— Это ничего, — сказал Васька. — Приноси метрику, обтяпаем. Хлоркой выведем.
— А если испортим? — скорее с надеждой, чем со страхом спросил Алеша.
— Новую запросишь оттуда, где родился. Они высылают. Да ты что? Да не бойсь. У меня есть дяхан, он даже печати подделывает. Получается натурально.
— Я принесу, — радостно волнуясь, пообещал Алеша. — А если спросят паспорт?
— Скажешь, что потерял. А уедем в училище, и экзамены сдавать не надо. Будем летчиками в одной эскадрилье. Голубые фуражки, голубые петлицы — шикарно! Завидовать нам все станут!
Алеша проводил Ваську. Когда прощался, задержал крепкую, как камень, руку Васьки и спросил:
— Как же тогда со спектаклем?
В школе к Первому мая готовили чеховского «Медведя», и в постановке были заняты Алеша и Васька. Роли давно выучили, все было на мази. И вдруг ребята уедут. Да это же предательство! Нехорошо получится.
— А что нам? Нас призывают, — как уже о решенном деле, равнодушно сказал Васька. — Может, к Первому мая мы будем уже там, — он вскинул глаза к пролегшей между вершинками тополей узкой дорожке неба.
— Ты думаешь?
— Иначе ехать не стоит. Иначе какой толк?
Дома Алеша, забросив учебники подальше, думал о небе.
И оно виделось ему все в огненных спиралях и крупных, таинственных звездах. Время от времени небо резали косые и острые лучи прожекторов. А самолеты шли и шли целыми армадами, может, в Арктику, может, в Испанию, в жаркую, объятую пожарами Абиссинию. А в самолетах сидели дюжие, плечистые летчики, почти такие же, как Васька, как Алеша. И метрики у многих, может, тоже были обесцвечены хлоркой, потому что везде придираются комиссии.
— Тамара, иди сюда, — шепотом позвал он свою двенадцатилетнюю сероглазую сестренку. — Я тебе что-то скажу. По секрету.
Тамара исподлобья недоверчиво посмотрела на него.
В его словах почудился ей подвох. Никогда Алеша не открывал ей своих тайн. «А может, их у него и не было вовсе, а вот теперь появились?» — думала она, нерешительно останавливаясь у порога.
— Ты поближе. Иди сюда, ко мне.
— Зачем? Бабушка у соседей. Говори, Леша, я никому не расскажу.
— Так вот, Тамара… Это будет скоро, очень скоро. На днях… Я ухожу в армию. Да-да, вот увидишь! — сказал Алеша, чувствуя, как его охватывает неуемный восторг.
— И это вся тайна? Да про армию ты столько уже говоришь. Целый год! И даже побольше года!
— Говорить все можно. А тут меня забирают. Пришлют повестку — и все. Поняла?
— А тебя папа отпустит? — спросила Тамара, пугливым зверьком косясь на дверь. — А бабушка отпустит? Ведь это надо спроситься!..
— Глупая. Я ведь взрослый. И никого не надо спрашивать. Буду военным летчиком, как Валерий Чкалов.
— Будешь бомбы бросать? — поинтересовалась она, оглядывая худощавую, нескладную фигуру брата.