После войны тут можно будет добывать свинец и железо. Залежи по всей линии фронта.
— Странно, но и здесь убивают людей, — скорее печально, чем в шутку проговорил Васька и снова зашарил в карманах.
Костя дал ему закурить и закурил сам. Снаряды стали ложиться ближе. После каждого взрыва в траншею залетали комья спекшейся земли и осколки.
— Черт возьми, до чего скучно вот так сидеть, — сказал Сема.
— Тоже мне пошел жаловаться! Разве ж такая скука? — возразил Васька. — Вот там скука, где я побывал, так это без трепа.
— Ты хоть бы рассказал, как все получилось, Мы ведь ничего не знаем. Верно, ребята? — подвинулся Сема к Ваське.
— Что скажешь? — дернул плечом тот. — Глупо вышло со мной. И вспоминать не хочется.
— А все-таки, — не обращая внимания на ухавшие разрывы, попросил Петер.
— Скажи. За что-то ведь припаяли тебе десятку, — рассудил Сема.
— По совокупности совершенных преступлений. — Васька сплюнул и замолчал.
К вечеру погода испортилась. Подул ветер, взвихрил над окопами пыль и согнал к Миусу тучи, грозные, темно-синие. И вскоре проплясала по земле и по каскам первая дождевая очередь. И улыбнулись ребята наступающему ненастью. Значит, сегодня, а может, и завтра не будет бомбежек. А еще можно помыться под дождем. Нужно лишь раздеться догола и немножко поплясать в траншее.
Перестрелка стихла по всему фронту. Фрицы для чего-то пустили в набрякшее водой небо подряд несколько ракет и успокоились.
— В такую погоду хорошо сидеть дома и что-нибудь мастерить. Дождик стучится в окна, а тебе сухо и тепло, — вслух размечтался Васька. — Но сидеть дома не обязательно. Можно оторваться из дома. Засучить штаны и бегать по лужам.
— Можно, — согласился Сема, и вдруг ни с того ни с сего: — Я, ребята, у Смыслова партию выиграл. Он давал сеанс на двадцати досках. В Доме офицеров.
— Смухлевал? — спросил Костя.
— Вместо положенного одного хода, два делал. Думал, что заметит. Аж сердце ёкнуло, когда он подошел. А он посмотрел на доску и очень удивился, и потом посмотрел на меня. Имей я совесть, покраснел бы и погиб сразу. Но у меня ее в тот раз при себе не оказалось. И смотрю я на него чистыми, ангельскими глазами. И он поверил. Взял своего короля за голову и опрокинул.
— Ты гад, Сема, — сказал Костя.
— Не знаю. Может, и так. Только я о себе лучше думаю, — важно ответил тот. — И вышло, что один я у Смыслова выиграл и пять ничьих. Остальные четырнадцать — его. Меня сфотографировали тогда.
— Значит, не заметил?
— Если бы так, — вздохнул Сема. — Он все заметил, да не стал поднимать шума. Только шепнул мне на ухо одну новость. Вроде той, Что Костя сейчас сказал.
С наступлением темноты Костя надел шинель, взял винтовку и ушел в дозор. Парень, которого он сменил, потер замерзшие руки, молча кивнул на ту сторону и направился в тыл быстрыми, размашистыми шагами.
Сначала Костя не понял дозорного. Он напрягал глаза, всматривался в еле различимый за сеткой дождя правый берег, и ничего подозрительного не замечал:
«Спит, наверно, длинноносый», — подумал Костя, кутая лицо в поднятый воротник шинели.
Но вот из-за Миуса донеслись негромкие звуки баяна. Играли медленно, по нескольку раз повторяя одни и те же ноты. Кто-то разучивал «Катюшу». Видно, на это обращал дозорный Костино внимание.
«Веселятся фрицы. Затишью радуются», — решил Костя.
А сам снова увидел в мыслях гордую, умную Владу. Почему Влада так сдержанна в чувствах к нему? Неужели нашла другого, из тех, кто носятся по магазинам и ресторанам? Нет, она никогда не предаст их дружбу. Если же кто ей понравится, Влада напишет об этом открыто. Уж такая она есть, что бы ни говорил о ней Алеша, что бы ни говорили другие ребята. Костя лучше их знает Владу и готов поклясться, что она не солжет, никогда не покривит душой.
Может, просто у Влады было дурное настроение, когда она писала Косте. Трудно живут люди в тылу, а ей вдвойне труднее — без матери. Надо ей черкнуть что-то теплое, ободряющее.
Теперь уже немного осталось ждать до победы. И тогда они встретятся и, если сохранят в сердцах любовь, свяжут свои судьбы. Об этом давно втайне мечтает Костя. Он не представляет себе будущего без Влады.
За рекой снова заиграл баян, все так же медленно, но решительнее. Фриц определенно делал успехи в учебе, хотя и фальшивил кое-где. Сидят, сволочи, на нашей земле да еще и наши песни играют!
— Рус! Рус! — неожиданно раздалось на том берегу. — Иди к нам! Петь будем, шнапс пить будем!