— Сопляки вы все безмозглые, и одна вам цена! — отец в сердцах сплюнул раз и другой на пол и схватился за сердце.
— Ты, Костя, сбегал бы за хлебом, — мать вытолкала сына за дверь, чтобы положить конец этому разговору.
Косте было известно, что не одобрил Петерового поступка и Федя, который хорошо знал Чалкина-отца. Они вместе воевали в гражданскую и против басмачей. Костя слышал своими ушами, как Федя говорил Петру:
— Поспешил ты, Петька. Отец у тебя не тот человек, запомни! И я докажу это!
Но чего натворил сейчас Алеша Колобов? Что за сигнал поступил в комитет комсомола? И почему с Костей разговаривает об этом Петер, а не секретарь комитета?
Как бы угадав Костины мысли, Петер сказал:
— Мне поручили выяснить и доложить. А ты не либеральничай, не отмалчивайся. Выступи, как положено комсомольцу. Будь выше личных симпатий.
— А что такое?
— Узнаешь на собрании, — уклончиво ответил Петер.
Он явно не доверял Косте. Как-никак Костя — приятель Алеши.
— Ладно. Я выступаю, — неохотно пообещал Костя. — А это уж очень нужно?
— Вот ведь ты как…
— Чего?
— Пассивничаешь. А нам нужно драться за людей, Воробьев. За каждого комсомольца.
«Все-таки жалко ему отца или нет? — думал Костя, глядя в широкоскулое лицо Петера. — Должно быть, жалко. Я бы все-таки действительно не смог… И потом ведь сам Петер не знает толком, за что посадили его отца. Говорят, за какую-то давнюю историю, когда комбриг Чалкин еще воевал в Средней Азии».
Литератор Лариса Федоровна посмотрела на пустовавшее место, где должен был сидеть Алеша:
— Я вас прошу, Воробьев, сказать о поведении Колобова его родителям. Еще один прогул, и педсовет не допустит его к экзаменам. Где он бывает?
— В библиотеке, — солидно ответил Костя. — Читает стихи.
— Он все врет, этот Колобов, — крикнул Ротштейн.
— Заткнись, Сема! — не выдержал Васька, считавший своим долгом заступаться за всех.
— Панков, выйдите из класса! — нервно сказала Лариса Федоровна. Она терпеть не могла жаргонных словечек. За них не раз попадало ребятам.
Васька нехотя поднялся, стукнув крышкой парты, и направился к двери. Ему не хотелось уходить. Он шел не спеша, словно надеясь, что его остановят. Но Лариса Федоровна молча смотрела ему в спину до тех пор, пока за Васькой не закрылась дверь.
Дальше урок пошел нормально. О Ваське и Алеше, казалось, все забыли. Однако, когда Лариса Федоровна вызвала к доске второгодника Саньку Дугина и он ничего не смог ответить, она едко заметила:
— Мы говорили о Колобове. И вы, Дугин, посмеивались. Да-да. Конечно, вы аккуратно ходите в школу, но для чего ходите — непонятно.
— Я учил… — подавленно вздохнул Дугин, отводя в сторону растерянный взгляд.
— Плохо учили. Садитесь.
Дугин понуро сел. О чем-то пошептался со своим соседом Митькой Кучером и процедил сквозь длинные и острые, как у крысы, зубы, чтобы слышала Лариса Федоровна:
— Я тоже буду плановать.
— Сделайте одолжение, — взглянув на Дугина, сказала Лариса Федоровна, и брови ее круто переломились.
— Колобов идет в военное училище, — выкрикнул Ванек.
По классу пробежал сдержанный смех. Кто примет Лешку в училище, когда ни возраста, ни силенки — ничего нет? Парнишка еще, а лезет туда же. Да таких-то близко не пускают к самолету!
— Вы серьезно, Мышкин? — спросила Лариса Федоровна. — Но Колобов любит литературу. Передайте ему, что я хочу поговорить с ним.
После уроков Костя остановил Ванька на крутой пыльной лестнице, когда тот сверху летел к раздевалке. Костя ухватил его за рукав куртки так, что она затрещала. И Ванек обозлился:
— Чего лапаешь?
— Слушай. Что Алеша наделал?
— Не знаю.
— А где он сегодня?
Ванек неопределенно дернул плечами. Мол, откуда мне знать. Затем сказал с обидой:
— Ты говори прямо…
— Это я у тебя спрашиваю. Мне Чалкин сказал…
— А иди ты со своим Чалкиным! — отрезал Ванек.
Из школы Костя вышел следом за Владой. Надевая демисезонное клетчатое пальто, она на минуту задержалась на ступеньках крыльца. Костя взял у нее черный кожаный портфель и ждал, когда она застегнет пуговицы. Затем они пошли по аллее пирамидальных тополей, мимо стриженых акаций. Было тепло, а Косте даже жарко. Но Влада куталась в воротник пальто: очевидно, боялась простуды.
— Скоро мы уедем, — с грустью сказал Костя. — Всей компанией…
— И ты в училище? Все с ума посходили!.. А я осенью поеду в Москву, в университет. Ты будешь писать мне? Каждый день? И даже тогда, когда станешь знаменитым летчиком?