Выбрать главу

Миранду удивила мальчишеская внешность Мирамона, этот вздернутый нос, родинка на щеке, приличная женщине, а не офицеру, тонкая шея и вся эта хрупкость…

Они сели в кресла друг против друга и раскурили сигары.

Мирамон ждал встречи с отцом Франсиско. За последние недели у него вдруг пропало желание оставаться тактиком. Ему хотелось стать стратегом. Нет, ему не разонравилось воевать. Он знал, что это — его прямое дело. Но те цели, которые они провозглашали в Пуэбле, казались ему теперь мелкими и преходящими. И его собственная роль в событиях виделась ему столь мелкой, что картина смазывалась, расплывалась перед его внутренним взором, и он переставал различать детали — его артиллеристы, втаскивающие под огнем пушки на вершины холмов, он сам, бегущий к мосту со знаменем в руке, — все это перестало быть реальностью.

— Вы читаете древних, — сказал отец Франсиско. — Очень кстати. У этих язычников были удивительно ясные головы, а отсюда — и ясное представление о цели.

Мирамон поразился совпадению мыслей.

— Удивительная чистота линий, — продолжал священник, — удивительная. Они не были обременены нашим знанием и нашим страданием. Да, да, полковник, не удивляйтесь! Тот высокий свет, который озарил наше сознание в проповеди Иисуса, не сделал нашу жизнь легче, не сделал этот мир понятнее. Наоборот. Читайте отцов церкви, дон Мигель, это трудное чтение. Но мы стали путать высоту и сложность учения церкви и такую элементарную вещь, как политика. Политика должна быть проста. Политике следует учиться у древних.

«Да, да, да. Он прав! Политике и военному искусству. Маневр Ганнибала при Каннах — гениален. Прост и беспроигрышен. Лучше не придумали за две тысячи лет!»

— Вы правы, дон Франсиско. Я радостно поражен сходству наших мыслей. Нужно объяснить народу простые и прекрасные в своей простоте истины, не так ли? И народ поймет и пойдет за нами. Что привлекло к либералам души наивных людей? Безупречный по своей простоте «закон Хуареса». Все их туманные разглагольствования гроша ломаного не стоят. «Закон Хуареса» — шедевр ложной простоты. Люди не понимают, к чему ведет унижение двух сословий. Они видят простую — слишком простую — справедливость.

Мирамон рубил концы фраз взмахами руки с сигарой. Ноздри его короткого носа вздрагивали, нежные, кофейного цвета глаза начали косить.

— Они не понимают — и не только темные индейцы и пеоны, но и все эти адвокаты и сочинители — не понимают, что такое духовенство и офицерство! Что дали людям эти сословия! Все принципы, по которым живет цивилизованный человек, подарены ему духовенством и офицерством. Аскетизм — умение сдерживать свои страсти, ограничивать свою низменную природу в пользу божественного в человеке. Офицер — это рыцарь, наследник рыцарской этики. Понятия долга, верности, чести — вот что дало нам рыцарство. Эти невежды разрушают не сословные привилегии. Они разрушают основы человеческого общества. Ничтожества!

Миранда смотрел мимо дона Мигеля. Он положил сигару на тяжелое основание серебряного подсвечника.

— Знаете, в чем была роковая ошибка «плана Сакапоастлы», за который вы сражались в Пуэбле, — в нем не было ничего нового.

— Не понимаю, — Мирамон искоса, как птица, круглым глазом быстро взглянул на священника.

— Мы, мексиканцы, нация одновременно древняя и молодая. А молодость жаждет новизны. Да и вообще, дон Мигель, в революции важно предложить народу нечто небывалое, сулящее надежду. Когда народу говорят — иди сражаться и умирать ради того, чтобы все осталось, как было, то он не пойдет, даже если он доволен своим положением. А ваш план мало чем отличался от «плана Аютлы», да еще брал назад «закон Хуареса». Вы были обречены — несмотря на вашу доблесть, несмотря на то, что справедливость на вашей стороне. Мексика слишком долго воюет и слишком долго слышит одни и те же слова. Она устала. Ей нужно услышать нечто такое, что поразило бы ее воображение, а с другой стороны, было бы похоже на то, чего она ждет… Комонфорт держится на том, что за ним стоят люди с живым и ясным воображением, даже если он не разделяет их взглядов. Он их пленник, ибо без них он пропадет. Сам он не может предложить ничего интересного.

— Я жду вашего совета, дон Франсиско.

— О нет, я не советчик. Я — мечтатель. Но мои мечты могут вдохновить людей дела. Ваш вождь, ваш герой сеньор Аро-и-Тамарис не смог придумать ничего лучше, как предложить в императоры отпрысков Итурбиде или себя самого. В истории ничто не повторяется, слышите ли? Тот, кто уповает на повторение, — гибнет! Господь создал этот мир для движения! Мир движется вперед — к страшному суду! Но до этого мы должны испробовать все — в поисках совершенных форм. Глупцы те, кто думают, что цель святой церкви — сохранить свои привилегии и сокровища. Они не наши. Мы стоим против либералов не из корысти. Мы видим ложность их пути и хотим удержать Мексику на пути истинном. Ничего не нужно придумывать. В учении спасителя указаны все пути… Либералы толкуют о равенстве. Они не знают, что это такое… Окампо и Арриагу называют коммунистами. Какие же они коммунисты? Сто лет назад безумные испанские Бурбоны разрушили государство отцов иезуитов в Парагвае — великий опыт христианского коммунизма, где царило истинное равенство — равенство духа! И что пришло на смену? Бесстыдная диктатура этого лицемера Франсии, с торжеством ложного равенства — равенства невежества и бесправия. Равенство высоты духа и равенство низости духа — вот антитезы! Хуарес со своим законом ведет нас к равенству низости духа! Но у него есть цель впереди. Она должна быть и у вас.