Аркадий нырнул в «Ладу». Дверь «Лады» со скрежетом пролетела вперед. Когда Аркадий пришел в себя, машина почти исчезла в темноте.
28
— Ты когда-нибудь ехал под дождем без двери? — спросил Аркадий.
Виктор не ответил, он в недоумении ходил вокруг своей машины. Она стояла на улице под утренним солнцем перед отделением милиции на Патриарших — фактически в зоне «не для „Лад“».
— Нам повезло, шарниры сразу отлетели. Рабочий в мастерской никогда не видел, чтобы срезали так… аккуратно, — рассказывал Аркадий.
— Это не моя дверь. Что это — привязана проволокой? — сказал Виктор.
— Ну, еще немного надо доделать. Главное, что открывается. И закрывается. В мастерской пытались подобрать краску.
— Черная дверь к белому автомобилю! Почему бы тебе в следующий раз не сигануть со скалы?
— Я стоял на обочине. Кто-то попытался на меня наехать.
Аркадий сдерживал искушение напомнить Виктору, что его машину уже однажды отправили вниз со скалы.
— Вот что я нашел. — Он открыл конверт и вытряхнул половину билета, найденного в багажнике «Мерседеса» Ваксберга.
Виктор уставился на мятую бумажку:
— Ты это нашел — что это?
— Какой-то билет.
— Билет?
Аркадий пытался пошутить, но шутка не произвела впечатления на Виктора.
— Бумага — как тряпка.
Бросив на Аркадия острый взгляд, Виктор провел его в приемную отделения.
— Ты же знаешь, в это время по шоссе гоняет всякая шпана. Просто кто-то вышел из-под контроля. Номера запомнил?
— Нет.
— Гаишникам сообщил?
— Нет.
— Ты стрелял в них, по крайней мере?
Виктор включил ноутбук и загрузил базу архивных дел — тысячи. В каждом — рапорт следователя, показания, судебные фотографии и отчеты о вскрытии трупов женщин, которые умерли по неестественным причинам в Москве за последние пять лет, в том числе все нераскрытые случаи. Аркадий внимательно изучал данные, он сразу исключил обычную бытовуху, но и после этого остался довольно большой список — только за последний год более двенадцати тысяч москвичек умерли при странных обстоятельствах.
Он думал и неуклюже чертил в блокноте балетные позиции.
— А я и не знал, что ты такой знаток балета, — заметил Виктор.
— Похоже, Вера должна была стать жертвой № 4.
— …Или ее ноги и руки случайно оказались в таком положении, которое ты и только ты считаешь балетной позицией. Единственное, что отметил бы любой нормальный человек, — ее голые ляжки. — Виктор следил за полетом мухи — она облетела комнату, побродила по пластмассовым ложкам и картонным коробкам из-под еды на вынос. — И, знаешь, это все имело хоть какой-нибудь смысл, если бы что-то дало Вере. Ее дело закрыто. Нет тела — нет преступления, а значит — не будет и приговора.
— Если кто-то не признается.
— Нет тела — нет и дела. Все, что надо сделать убийце — просто переждать.
— На минуту предположим, что я прав, хотя звучит неправдоподобно. Если у тебя есть маньяк, который, убивая, успеет досчитать до пяти, то он от нас улизнет. Он может исчезнуть на год или два, а потом снова начнет отсчет — например, с новой труппой коллег по балету.
— У нас нет номера три.
— Правильно. Сузим исследование — женщины восемнадцати-двадцати двух лет, студентки, балерины, к которым приставали, убитые, случаи передозировки, нераскрытые дела. Например, за два последних года — до Веры.
— Только два?
— Если я прав, это — важный отличительный признак. Убийца же не пятилетками работает — он не может ждать долго.
Аркадий проследил, как муха проделала долгий путь по стене, проползла через весь потолок вокруг люстры — и все только для того, чтобы истерично зажужжать на липкой бумаге для ловли насекомых.
Аркадий возвратился домой после полуночи и нашел Аню — она сидела в темноте.
— Я хотела извиниться за то, как вела себя на вокзале, — сказала она.
— О’кей, ты, кажется, пользуешься популярностью у детей.
— Но не у тебя.
— Ты измучена, тебе не следовало выходить из дома. Ты сегодня ела? — спросил Аркадий.
Когда она только что задумалась над ответом, он направился к холодильнику и достал остатки вчерашнего ужина, поставил чайник.
— Есть не хочется, — сказала Аня.