Вообще-то мне эти «восточные благовония» не очень нравятся, хотя и раздражают не сильно. Я к ним, скорее, равнодушен. Но когда там, на Тенерифе, я покупал пачку, до сих пор лежащую нераспечатанной в ящике моего письменного стола, я был не в состоянии противостоять напору шефа, особенно мощного в случаях, когда он считает, что тем или иным советом, рекомендацией, он «отечески заботится» обо мне.
«Я служил ему торжественно» и вообще-то решаюсь не выполнять его рекомендаций только уж когда его совсем «заносит», например, когда он пытался заставить меня делать какую-то дыхательную гимнастику или в очередной раз склонял бросить курить. Правда, борьба с курением – дело особое. Попытки увещевать меня с этой целью предпринимались им неоднократно. Но он, как человек разумный, понимал, что каждый раз я внутренне недоумевал – дескать, «а судьи кто?» в смысле «врачу, исцелися сам!». И тогда он шел на подвиг, показывая мне пример. В таких случаях я, сочувствуя ему безмерно, иногда присоединялся к этому самоедству, и даже держался с ним пару недель…
Помню курьезный по сути, но очень для меня памятный и неприятный случай. Случилось так, что я уговорил его поехать на одну «сходку» в Екатериноград, где собирались переработчики вторичного люминдия для дележа рынка вторсырья. (А мы тогда пытались – не очень, правда, удачно, – поиграть и на рынке цветного металлолома). И он решил воспользоваться этой командировкой для очередной попытки побороть «антикотинового змея».
«Перемена обстановки, напряженная работа – все это отвлечет нас от козней этого гада», – сказал он мне. Но, чтобы «не делать резких движений» (а это житейское правило почиталось у нас серьезно), мы решили, что каждый будет вправе выкуривать одну сигарету в день. В любое время и в любом месте. Но – одну!
По состоявшемуся уговору, можно было и «забычаривать», чтобы продолжить «законное» курение, но лучше всего позволять себе «расслабиться» вечером, перед сном, за чашечкой кофе, совместно анализируя дневные события. (Как-то не пришло в голову при этом договоре, что кофе перед сном было явно лишней деталью, но в тот момент нам обоим казалось, что эта сигаретка будет лучшей наградой нам за «трудовые подвиги», а потому должна употребляться с максимальным комфортом. А какой комфорт без кофе!).
В самолете мы мужественно терпели «ломку», и пили кофе, и запивали его томатным соком, «весело» демонстрируя друг другу, что ничего другого нам и не хочется! А когда прилетели и приехали в гостиницу, то нетерпение мое и антикотиновая жажда достигли уже таких пределов, что я нарочно отстал от Василия Васильевича в запутанных гостиничных коридорах и переходах (как бы «потерялся») и где-то за углом жадно сделал пару затяжек той «единственной» на этот день сигареты, которая заранее была отложена в люминдиевый чехольчик из-под сигары (специально для того купленной и безжалостно выброшенной!)…
Сознаюсь, что к этому моменту она уже не была собственно сигаретой, а представляла собой ещё солидный, но все же уже «бычок», ибо я «лишил ее девственности» еще в туалете моковского аэропорта «Домопапово», откуда мы вылетели три с половиной часа назад. Но совесть моя была чиста – «правило одной сигареты» я пока не нарушил!
Правда, чистота эта была относительной, поскольку я уже решил, что оставшийся к концу дня вонючий бычок я тайно, перед оговоренной вечерней процедурой совместного анализа и распития кофе, выброшу и положу в чехольчик девственно-чистую, пахнущую ментолом, «длинноногую „Moore“» из лежавшей в кейсе изящной фиолетовой пачки.
Затягивался я с наслаждением, ибо был уверен, что шеф, потеряв меня, паниковать не будет, понимая, что я не маленький ребенок и уж свой-то номер в гостинице найду, а потому спокойно пойдет к себе и ляжет отдохнуть с дороги. Но я недооценил степени его ответственности за порученных им своему же попечению сотрудников!
Обнаружив мою «пропажу», он бросился меня искать. И я буквально вздрогнул от стыда и страха быть уличенным в своем «проступке», когда слева, из-за поворота коридора раздался его раздраженно-нетерпеливый голос:
– Игорь Петрович! Ну, где же вы застряли?
Как мне теперь кажется, он тоже был на грани антикотинового срыва и мечтал как можно скорее скрыться в своем номере и без помех выкурить (или, соблюдая уговор, только прикурить на пару затяжек) ту самую единственную сигаретку, которую он, конечно, не хранил в отдельном чехольчике, а «мужественно» достал бы из кожаного портсигара. Я знал, что он туда положил ровно три штуки – по числу дней предполагавшейся поездки.