Слепо следуем во всем "комиксам",
"плейбоям",
и кощунственно плюем на святых богов.
Вот если вы отыщете мне чистую невинность,
за которой в дым, в огонь, хоть в веревку
лезть,
я в себе доистреблю банальную зверинность,
и отдам той девушке все, что только есть.
А пока известно всем, в Москве, да где,
неважно:
в Нальчике, Алма-Ате, Могилеве и Баку...
Все мужчины - подлецы, а женщины
продажны!
Все они - животные с хвостами на боку!
май 1981
ОНА УШЛА
Мне вспоминать про это скверно,
но время скверность изжило.
Она была мне биксой верной,
и без нее мне тяжело.
Ее любил я, как мадонну,
как Мону Лизу. Видит Бог,
любовь хранил я, как икону.
Хранил, и все ж не уберег.
Она была, как первоклассник,
во всем послушная всегда.
Я ей про жизнь свою плел басни,
она ж не лгала никогда.
Она ко мне в постели жалась,
что было сил, что было сил.
И в магазин сама бежала
за водкой, хоть я не просил.
Она была нескладной вроде,
но как княжна, была нежна.
И в обществе, и при народе
она была мне, как жена.
Ее носил я на ладонях,
не клял за прошлое, не бил.
Но вот, однажды, я не понял,
не разобрал и оскорбил.
И на душе моей противно,
и гнусно так, жизнь не мила.
Она ушла. Как примитивно
звучат слова: она ушла.
Мне вспоминать про это больно,
и время боль не изжило.
Она вновь стала биксой вольной,
но без нее мне тяжело.
июнь 1981
МИМЫ
Мы - мимы!
Живем по канонам пантомимы!
И наши законы непоколебимы,
и наши обязанности ощутимы,
но наши права едва уловимы,
и наши дороги непроходимы,
и красноречивые жесты бьют мимо,
и слово толковое необходимо!
Мы - мимы!
Горланим У Р А,
хоть в кармане дыра,
со светом смешав темноту.
Мы бьем комара
острием топора
и молотом бьем в пустоту!
Мы - мимы!
По миру шагаем, как пилигримы!
И лица под толстыми слоями грима,
нам трудно дышать, здесь безжалостный
климат,
но знаем, пока есть средь нас подхалимы,
мы, как налимы, и немы, и мнимы,
гнем спины, и вольности недопустимы,
но верим мы, наши мечты исполнимы!
Мы знаем, пора
убить комара
и светом залить темноту!
Но мы, как вчера
горланим У Р А
и молотом бьем в пустоту!
Мы - мимы...
Краснодарский край, ст. Приазовская. 17 июля 1981
ТЮРЕМНАЯ
Холода, метели завывают,
и на нарах невозможно спать.
"Мусора" в мороз нас выгонят,
твари,
на карьерах уголь добывать.
Без отца жизнь жил я с малолетства,
не курил, не пил, не воровал.
Но сказал брат: "Выходи из детства,
парень!"
И меня с собой на дело взял.
Много в жизни я видал плохого,
богачей, рвачей терпеть не мог.
Шишкаря бомбили областного
значенья,
но меня поймали, дали срок.
Старший брат бежал, но мы-то знали,
что "менты" не дремлют на посту.
На четвертый день нашли, связали
брата,
и товарным сразу в Воркуту.
Третий год я уголь добываю,
третий год грызу зубами пласт.
По ночам свободу вспоминаю,
маму,
слезы так и падают из глаз.
Мама, мать, несчастная, скончалась.
Двое сыновей, и те - в тюрьме.
А невеста, дрянь, с другим связалась,
сука!
Выйду, она вспомнит обо мне.
Холода, метели завывают,
и на нарах невозможно спать.
Целый день мы уголь добываем,
молча,
чтоб свободу ночью вспоминать.
г. Шахты, июль 1981
РОДАКОВО
(монолог рецидивиста)
Здесь коптят житенку одинаково,
с красноротым каши не сварить.
С теми, кто не слышал про Родаково,
не о чем мне даже говорить.
Доверять привык я по натуре,
всех желающих на дело брал.
Но, однажды, раз меня надули,
и впервые я в тюрьму попал.
Нет, не только дачами, природой
славятся владенья под Москвой.
Есть места, не пахнет там свободой,
за колючей проволокой - конвой.
Химия - эт-дело не простое,
я пять лет здоровье отравлял.
Били сапогами за простои,
и не брали даже в слесаря.
Понял я, что мне одна дорога,
на законы стало наплевать.
Но клянусь, как на духу, ей-богу,
не хотел его я убивать.
Я вначале был вполне спокоен,
хоть меня он, гнида, обозвал.
А потом он мне сказал такое,
если бы знали вы, что он сказал.
Да, я срок тянул и пайку хабал,
но и в зоне даже ни один
мне в глаза такого не сказал бы,
что сказал мне этот гражданин.
Но могло все выйти похужее,
дали б вышку, я б сейчас не жил.
Но пятнадцать дали, и уже я
здесь в Родаково, как старожил.
Пусть коптят здесь жизнь все
одинаково,
с красноротым каши не сварить.
С теми, кто не слышал про Родаково,
не о чем мне даже говорить.
г. Шахты, июль 1981
МОЙ ДРУГ
Никите Стрельцову
Мой друг заброшен в Подмосковье,
да не нуждой, судьбой продажной.
Он пьет там воду вместо кофе,
и вместо плова ест там кашу.
Мой друг любил пожить красиво,
и был не прочь в делах забавных
сорвать себе куш с кружку пива,
и был охоч до женщин славных.
Китайской кухни был любитель,
едал трепанг с суан-х$FТрепанг с суан-х - дели китайс кухни.
любил чего покрепче выпить,
и, говорят, был планоманом.
Любил в футбол играть до боли,
до помутнения сознанья.
Мы вместе с ним учились в школе,
и так нелепо расставанье.
Был мир его - большая пропасть,
он в этом мире раз напился
и совершил большую глупость,
от водки разум притупился.
И, обмарав ладони мразью,
попался он в клещи закона.
И там его смешали с грязью,
товарным повезли вагоном.
Быть может, он жалеет, пав ниц,
что зря с работою не ладил,
что зря в кабак водил лимитчиц
и не на то все деньги тратил.
Мой друг уехал в Подмосковье,
оставив мне свинцовый череп...
Я ем плов и пью черный кофе,
и жду, когда придет мой черед.
июнь-август 1981
В ГОСТИНИЦЕ
В гостинице, в гостинице, в гостинице одной
эту девушку встретил я случайно.
Был теплый день, был теплый день, был