Конунг говорит:
— Хоть ты и перебил весь мой зверинец, но теперь истинно вижу, что пошлю льва против вепря...
(Здесь в старинной рукописи пробел: несколько страниц отсутствуют.
Исходя из исторической хронологии, а также сочинений уже упомянутого Михаила Пселла, можно предположить, что эти страницы повествуют об участии Харальда и его дружины в возврате под византийскую корону нескольких городов африканского побережья, временно захваченных арабским эмиром Абдалахом, прозванным «вепрем Африки». Другие источники свидетельствуют о том, что Харальд прославился в этих операциях победами «не числом, а умением», нередко применяя изощрённые боевые хитрости. Так, исландские саги упоминают о городе, взятом Харальдом с помощью подожжённых птиц. Сомнительнее сведения тех же источников о применении Мараловодом дрессированных крокодилов и даже специально обученных боевых ос. Сомнительно также, что за время войн Харальд и его люди столь хорошо овладели греческим и арабским языками.
Но несомненно, что благодаря ратным успехам Харальда имя Елизаветы — Эллисив, изображённой на его парусе, стало известным в Средиземноморье не менее, чем имя его самого. — В. В.)
3
Как Харальд воевал в Сицилии
и что сказал Чудин
ил человек по имени Георгий Маниак. Он был греческий стратиг, что значит полководец. Рост его был сажень, и окружающие смотрели на него как на гору; голосом он обладал громовым и в остальном был такой же. Этот Маниак отвоёвывал для конунга греков Сицилию, которую занял эмир Абдулла ибн Моэз.
Он осадил город Сиракузы, но долго не мог его взять, потому что город был защищён крепко. Вот как-то раз в стан Маниака приплывает из Миклагарда один знатный грек по имени Андроник. Его ведут к шатру Маниака, и он находит, что полководец крепко спит после обеда.
Андроник говорит:
— Не удивительно мне, что Сиракузы ещё в руках сарацинов, если сам стратиг предпочитает сон сражению.
Маниак проснулся и говорит:
— Опять ты, Андроник? Не надоело василевсу присылать ко мне советчиков и соглядатаев?
— Твои слова оскорбляют не столько меня, сколько самодержца, — говорит Андроник. — Но ещё более недоволен он тем, что Сиракузы до сих пор не взяты.
— Пусть придёт и возьмёт, — отвечает Маниак.
— Венценосному есть чем себя занять, — говорит Андроник. — Но будь уверен, кто-то придёт и возьмёт.
Маниак рассмеялся и спрашивает:
— Уж не ты ли, патрикий?
Андроник говорит:
— Император повелел взять Сиракузы более достойному, чем я, грешный.
— Кто же это? — спрашивает Маниак, и брови его сошлись как две тучи в ясном небе.
— Слава его, конечно, не так велика, как твоя, — говорит Андроник. — Но всё же он положил к ступеням трона восемьдесят городов в Африке и неприступный порт Пирей...
— Хватит! — Маниак вскакивает и в бешенстве кружит по шатру. — О времена, о нравы! — кричит он. — О, империя, куда ты идёшь? Варвары стали более всех угодными двору!
— Да, трудные времена, — говорит Андроник. — Ибо на кого стало надеяться, как не на варваров?
Тут Маниак хватает меч и замахивается на дерзкого, но Андроник был ловок и выскользнул из шатра; меч же, как сквозь бестелесный луч, прошёл сквозь столб опоры, и шатёр рухнул. И все, кто были снаружи, увидели, как, разрубив ткань, Маниак предстал перед ними, страшный в гневе.
Тут он велит подвести коня, и это исполняют. И он, как был, без доспехов, прыгает в седло и один скачет туда, где стоят осадившие город войска.
Там у городской стены устроен большой намёт из воловьих шкур, и под ними ведут подкоп, охраняясь намётом от кипящей смолы, которую сарацины льют со стены. И Маниак зовёт старшего над землекопами и грозно призывает к ответу. Тот же ничего не может сказать, кроме того, что подкоп не готов. Тогда Маниак бьёт его по лицу хлыстом и скачет дальше.
Он подъезжает к другим, кто строит из брёвен боевые башни и стенобитные орудия, и тоже призывает старшего над ними, и старший опять ничего не может ответить, кроме того, что работа не кончена. И велит Маниак его схватить и ослепить, к чему немедля приступают.
Но увидел Маниак, что его войско не готово к взятию Сиракуз, и, впав в большую печаль, поскакал обратно, и пока не будет о нём речи.
Рано утром на другой день Андроник, патрикий, вышел из своего шатра, раскинутого у берега моря, и увидел вдали другой корабль, стоящий неподвижно на воде.