— Ты ещё здесь? — спрашивает Харальд.
Андроник побелел от обиды, но сдержался и говорит:
— Меня прислал сюда император Михаил, и мой долг доложить венценосному...
Харальд махнул на него рукой, чтоб молчал, и спрашивает Чудина:
— Как, ты сказал, зовётся этот город?
Чудин отвечает:
— Сиракузы.
— Доложи венценосному, — говорит тогда Харальд Андронику, — что я взял Сиракузы на рассвете.
Наступает ночь, и варяги спят на берегу за холмом, выставив дозоры, только Харальд с Чудином и Феодором вышли из стана и лежат за кустами на пригорке, а перед ними опустевшее поле со следами костров войск Маниака, а дальше — крутые стены города.
Харальд долго смотрел на стены и говорит:
— В лоб его не взять.
Чудин говорит:
— Вот греки подкоп и затеяли.
— Глупое это было дело, — говорит Харальд. — В узкой дыре перебили бы греков, как крыс.
Потом он глядит на намёт, скрывающий подкоп, и спрашивает:
— Войдёт полсотни воинов под намёт?
Феодор прикинул и отвечает:
— Если дружка на дружку лягут до верха, семьдесят войдёт.
— А до ворот оттуда — шагов сто, — говорит Харальд.
— Восемьдесят пять, — отвечает Феодор.
— Глаз у тебя намётан, живописец, — говорит Харальд и задумывается.
Чудин говорит:
— Тишь какая. У нас в Киеве давно бы уже вторые петухи пропели.
— Кому здесь петь, — отвечает Феодор. — Поели петухов-то. И собак нет — не лают.
— Это хорошо, — говорит Харальд, вставая. — Будите воинов.
Вот ночь идёт к концу, и рассветает.
И сарацины, несущие дозор на стене, видят, что через поле, опустевшее с уходом Маниака, движутся к воротам города несколько человек в белых похоронных балахонах и несут на плечах гроб. И ещё видят они, что за гробом везут повозку, груженную тремя большими мешками, а к повозке привязан козёл.
Теперь надо сказать, что эти люди, хоть и одеты были по-сарацински, были варяги, и среди них были Харальд, одноглазый Ульв и Феодор-живописец.
Вот перед ними в землю вонзается стрела, и со стены им кричат:
— Кто вы и зачем пришли?
Тогда Феодор, который шёл впереди, поправил чалму и тоже кричит:
— Велик Аллах!
— Нет бога, кроме Аллаха, — отвечают со стены. — Что вы за люди?
— Мы люди господина нашего Абу-али-ибн-Фарадж-Абдуллы, — говорит Феодор, — мир его праху, и горе нам, несчастным!
— Что вам нужно? — спрашивают со стены.
— Господин наш родом из Сиракуз и завещал похоронить его на родине по обряду предков. А где теперь найдёшь в Сицилии хоть одну уцелевшую мечеть и живого муллу? — говорит Феодор.
Сарацины ушли и привели старшего над ними. Тот пришёл и говорит:
— Не видели вы войска вблизи города?
— Оно стоит в двух стадиях отсюда, — отвечает Феодор. — Неверные схватили нас, но сжалились во имя Аллаха. Неужели вы не сжалитесь, добрые люди, над безутешными рабами господина нашего Абу-али-ибн-Фарадж?..
— Помолчи, — говорят со стены и стали совещаться.
Тогда Феодор говорит:
— Мы не с пустыми руками пришли — дадим вам три мешка муки и козла.
Тут сарацины поглядели на повозку, и совещание у них пошло намного живее, а потом старший говорит:
— Хорошо, мы пустим вас во имя Аллаха, но обратно не выпустим.
Феодор говорит:
— Для нас счастье — умереть на земле господина нашего.
— Ступайте к воротам, — говорят сарацины.
Тут варяги подходят к воротам, и перед ними опускается подъёмный мост на цепях. Гремят запоры, и ворота открываются. И варяги видят за воротами человек тридцать воинов и старшего над ними.
Вот те пропускают повозку, за ней варяги несут гроб, а сарацинские воины стоят по бокам ворот, готовые разом поднять мост.
Но когда гроб оказывается в проёме ворот, варяги вдруг разворачивают его поперёк и бросают на землю так, чтобы створки ворот не могли закрыться. И тут же двое варягов выхватывают из-под балахонов секиры и убивают воинов, готовых поднять мост. Из мешков выскакивают ещё шестеро варягов. А Харальд, выхватив меч, одним ударом сносит голову старшему сарацину. И всё это происходит в мгновение ока.
И когда сарацины наконец понимают, как перехитрил их Харальд, и, опомнившись, хватаются за сабли, поздно уже думать им о жизни и некогда думать о смерти, потому что один за другим падают они под ударами варягов или в страхе бегут прочь от ворот, крича:
— Спаси нас, Аллах! Это не люди, а дьяволы!
Теперь надо сказать о Чудине. Он лежал под намётом, скрывающим подкоп, и с ним тесно лежали в три ряда семьдесят варягов. И когда Чудин услышал стук мечей, он перекрестился и сказал: