Ел Костя быстро, но аккуратно. Ему не хотелось, чтобы вошедший в гараж Николай Николаевич увидел, как он торопливо запихивал в рот куски колбасы и запивал их чаем. Насыщение наступило как-то сразу, и Костя почувствовал, что опьянел от еды. Аккуратно доев остатки бутерброда и помыв за собой чайную чашку, Крутояров приступил к изучению состояния «десятки».
— Машина исправна, но требуется профилактика. — через полчаса заявил он Николай Николаевичу.
— Делай. — почти равнодушно произнёс хозяин машины и снова принялся собирать какой-то непонятный для Кости узел.
Костя вздохнул, поплевал на ладони и нырнул под капот. Для начала он снял и разобрал карбюратор. Потом промыл забитые осадком жиклёры, собрал карбюратор и установил на место. После коротко перекура отрегулировал зажигание, потом поменял в двигателе масло и прокачал тормоза. Николай Николаевич ничего не говорил, только изредка посматривал в сторону Кости.
Поздно вечером, когда Костя закончил профилактику «десятки», Николай Николаевич засобирался домой, но перед этим решил рассчитаться с новым помощником.
— Держи! — довольным голосом произнёс специалист по двигателям и протянул Косте пятитысячную купюру.
— Это много. — оторопел Костя и даже с испугу спрятал руки за спину.
— Будем считать, что это тебе аванс и премиальные. — улыбнулся Николай Николаевич. — Я тобой доволен! Приходи завтра, у меня работы много, отработаешь!
— Хозяин! — неожиданно жалобно заныл Костя. — А нельзя мне у Вас в гараже переночевать, а то мне на другой конец города ночью тащиться, прямо как серпом по Фаберже. Я и денег не возьму! — спохватился Костя. — Завтра придёте, проверите, и если всё будет тип-топ, тогда и рассчитаемся.
— Ладно, — после короткого раздумья решил Николай Николаевич и спрятал купюру в бумажник. — Завтра увидимся, только в гараже не кури.
— Боитесь, что гараж спалю?
— Боюсь, что ты сгоришь по дурости! Выпивка и закуска в холодильнике, можешь поужинать.
В это время снаружи гаража раздалось размеренное бормотание хорошо отрегулированного двигателя, и Николай Николаевич стал торопливо снимать комбинезон. Когда Крутояров вышел из гаража чтобы проводить хозяина, а заодно и перекурить, то увидел, как персональный водитель уважительно распахивает перед Николаем Николаевичем дверцу поблёскивающей чёрным лаком «крутой» иномарки. У Кости отвисла челюсть, а сигарета выпала из рук.
— А это…? — начал было Костя, но так и не смог сформировать вопрос.
— Это для души, — улыбнулся Николай Николаевич и кивнул в сторону гаража. — А вот это — и он ткнул пальцем в открытый салон иномарки, — это положено по работе.
И уехал, оставив Костю ломать голову над вопросом, каким боком к нему повернулась судьба на этот раз.
Глава 5
г. Санкт-Петербург. Лето 18** года.
Из дневниковых записей г-на Саратозина
Так уж сложилось, что в этом городе у меня нет друзей, и мысли свои и чувства я могу доверить только бумаге. Впрочем, друзей у меня не было и в Саратовской губернии, откуда я благополучно сбежал прошлым летом. Сказать по чести, я не хотел уезжать из тихого провинциального городка, коим является Саратов. Если бы не мой дар — моё проклятье, я бы до сих пор бродил по заливным волжским лугам, подставляя лицо тёплому, насыщенному горьковатым полынным запахом ветру.
Всё изменилось в один миг, когда я осознал, что я — избранный. Однако, если быть предельно честным, всё изменилось гораздо раньше: в тот день, когда я впервые услышал словосочетание «незаконно рождённый».
Батюшка мой — крупнейший в губернии помещик и скототорговец, всегда был богатым человеком. Богатство он унаследовал от отца, и после нескольких лет упорного труда, значительно приумножил его. Я сознательно не называю ни своего имени, ни имени своих родителей, так как в записках намерен быть предельно откровенным, и признаваться в ужасных вещах. Поэтому из опасения, что эти бумаги попадут в руки чужого человека, который сможет придать их огласке, я решил назваться чужим именем. Не мудрствуя лукаво, я решил стать Евгением Саратозиным, вложив в новую фамилию название моего любимого города.
Так вот, в один прекрасный день батюшка, подражая богатым соседям, а может быть, просто из барского каприза, пожелал выписать из солнечной Италии учителя, который бы обучал одичавшего в приволжских степях русского скотопромышленника музыке и хорошим светским манерам. Надо сказать, что у батюшки в те годы был неплохой баритон, и в минуты досуга он любил, перебирая гитарные струны, вполголоса напевать какой-нибудь простенький любовный романс. Уж не знаю, как и с кем договаривался батюшка, а только по весне, как только просохли дороги, в наши саратовские Палестины приехала тридцатилетняя итальянка с копной жгучих чёрных волос и миндалевидными глазами. Именно такой я запомнил свою матушку, изображённую на портрете, который на моей памяти всегда висел в гостиной. Портрет был заказан отцом у довольно известного петербургского художника. В тот год он и матушка выезжали в Санкт-Петербург, чтобы последняя могла воочию убедиться в величии Северной Пальмиры, и сравнить фонтаны Рима с водной феерией фонтанов Петергофа.