На даче, лёжа в гамаке в любимой полосатой пижаме, заслуженный партиец предался воспоминаниям. Оглянулся Василий Иванович, и понял, что прежней ленинской гвардии сталинского закала больше нет. Сидят в Центральном Комитете партии вчерашние комсомольские вожаки, пороха не нюхавшие. Старые партийные товарищи, с кем начинал трудовую деятельность Василий Иванович, давно под могильным камнем лежат, а кому повезло больше — те на пенсии редиску на даче выращивают.
Через неделю после памятного заседания вызвали Мостового в кабинет к высокому партийному начальнику, где напрямую поинтересовались его здоровьем.
— Разве я давал повод усомниться в своей трудоспособности и трезвости ума? — глядя в глаза молодому выдвиженцу, спросил Сталинский сокол.
— Возраст у Вас, Василий Иванович, пенсионный, — отводя глаза в сторону, пояснил молодой партиец. — Не можем мы трудовое законодательство нарушать. Пришла пора торжественно и с почётом проводить Вас на заслуженный отдых.
Возникла затяжная пауза. Молодой выдвиженец ожидал скандала, но Мостовой пожевал губами, покрутил носом и неожиданно согласился.
— Только дайте мне доработать этот год, — попросил он кадровика. — Коней на переправе не меняют, поэтому я хотел бы за оставшееся время привести дела в порядок, и с января уйти на пенсию.
— Хорошо. — улыбнулся кадровик, не догадываясь, какую аферу замыслил старый партийный товарищ. — Сейчас март, будем считать, что у Вас, Василий Иванович, есть время до конца декабря.
— Я раньше управлюсь. — пообещал Мостовой, и не обманул.
В октябре, неожиданно для всех, но только не для Василия Ивановича, состоялся Пленум ЦК, который снял Первого секретаря партии Хрущёва Н.С. Не успел бывший руководитель государства переехать на новое место жительства, как тут же полетели с номенклатурных мест его сторонники и выдвиженцы. Сталинская гвардия без излишнего шума и суеты взяла реванш.
Василий Иванович не выпячивал своих заслуг, но новые властители государства не забыли его стараний. В начавшейся кадровой кутерьме Мостового из состава ЦК убрали, но оставили на высокой партийной должности, переместив несгибаемого сталинского управленца в партийную инквизицию — комиссию партийного контроля при ЦК КПСС.
Мостовой сначала обиделся на новое партийное руководство — не такой он ждал благодарности за правильно спланированный и своевременно осуществлённый государственный переворот. Новое назначение отодвигало Василия Ивановича от рычагов реальной власти, зато давало возможность сосредоточиться на вопросах партийного и государственного строительства.
Со временем товарищ Мостовой по достоинству оценил своё положение и правильно распорядился предоставленной ему властью. Мостового боялись и уважали. Теперь уже никто не решался спросить его о состоянии здоровья и предложить давно заслуженный отдых. Несмотря на преклонный возраст, старческий маразм не коснулся Василия Ивановича, поэтому его работа в тишине кабинета на Старой площади была особо плодотворной. Правда она была далека от его непосредственных обязанностей, но об этом никто, кроме узкого круга посвящённых лиц, не догадывался.
Накануне очередной смены государственного курса, Василий Иванович неожиданно для всех добровольно покинул партийные ряды и удовлетворился скромной должностью заместителя министра энергетики. Начиналась эпоха «бурных девяностых», и Мостовой оказался в числе тех немногих высокопоставленных чиновников, которые не были связаны с иностранными корпорациями, не входили в совет директоров крупных отечественных холдингов и не имели крупного валютного счёта в иностранных банках. Короче говоря, Василий Иванович оказался в числе тех немногих наделённых властью граждан, кто у государства не воровал. Василий Иванович по жизни был аскетом, и соблазны новой жизни, в которой теперь всё было дозволено, его не манили.
Через год новый Президент назначил Мостового министром энергетики, и не ошибся. Истосковавшись по настоящему делу, Василий Иванович дневал и ночевал в своём новом кабинете, но отрасль из кризиса вывел с минимальными потерями, и созданную ещё в Союзном государстве структуру разветвлённых электросетей чудом сохранил. Это подняло его авторитет на новую высоту. Теперь все знали Мостового как талантливого и жёсткого управленца, и уже не вспоминали его, как ярого сторонника Сталинской политики. Да и само прозвище «Сталинский сокол» воспринималось как лёгкая ирония по отношению к политическому долгожителю, а не как клеймо апологета сталинизма.