Глеб говорит, а мне так неловко и стыдно. Неужели я правда слишком груба с ним? Парень просто пытается подружиться со мной и в целом довольно мил. Какая же я, оказывается, колючка. Даже не ожидала от себя.
— В общем, — продолжает Пожарский, вставая из-за стола, — Мне стоит уйти и не тревожить тебя больше. Жаль, что свидания не будет. Я был слишком уверен в себе. В нас. Ещё раз: извини меня.
Сразу после этих слов «Кот в сапогах» срывается с места и стремительным шагом уносится к выходу из зала, протискиваясь сквозь веселящуюся толпу. Совсем недавно я и сама хотела скорей удрать, но почему сейчас так тошно? Чувствую себя так, словно натворила что-то нехорошее, сделала некрасивую пакость.
Глава 6. Трусишка
Лина
10 лет тому назад…
— Бросай на Лину невод! — слышится паникующий шёпот культурного организатора из-за шторы, отделяющей сцену и закулисье.
Я, восьмилетняя уставшая начинающая актриса, сверлю взглядом такого же восьмилетнего Мишу Князева, который забыл сценарий. Пухлый рыжеволосый одноклассник теребит в руках импровизированные сети и замахивается, готовясь бросить их на меня. Сжимаюсь, зажмурив глаза. Невод благополучно опадает мне на голову, растрепав все мои косы с блестящими пайетками в них, имитировавшие рыбью чешую.
— Отпусти ты, Миша, меня в море, — начинаю говорить свою реплику, но за шторкой отчаянный шёпот:
— Старче!
— Старче-Миша, — исправляюсь, — дорогой за себя дам откуп: откуплюсь чем только пожелаешь.
Зрительный зал взрывается хохотом.
— Отпускаю тебя, золотая рыбка, — Миша краснеет в щеках, но изо всех сил пытается вспомнить текст. — Твоего мне откупа не надо.
На этих словах мальчик подходит ко мне, и я снова зажмуриваю глаза — время снимать с моей головы верёвки, от которых хочется чесаться. Миша делает это неуклюже, я помогаю ему — теперь мы оба боремся с неводом под хихиканья наших и чужих родителей в зале. Наконец, я свободна. От моей взлохмаченной причёски встают антеннами наэлектризовавшиеся белокурые волосинки.
— Плавай в синем море, — продолжает Миша, — на свободе!
Размахиваю руками-плавниками (длинные перчатки с пришитым золотистым тюлем — важная часть моего костюма) и покидаю сцену.
Культурный организатор, Марина Генриховна, то краснеет, то бледнеет, глядя на выход на сцену старухи, Леночки Барановой. Наша «старуха» выглядит так, словно только что посетила бои без правил: волосы в стороны, костюм порван и висит лохмотьями. Если перевести взгляд на не менее растрёпанную Диану Васильеву, то становится ясно, что так оно и было. Они всегда дерутся.
Мои волосы немногим лучше, чем у этих двоих — на сегодняшней генеральной репетиции невод на меня кидали столько раз, что голова уже болит. Весь месяц с верёвками на голове, а раньше казалось, что это лучшая роль в сценке.
— Марина Генриховна, — зову учительницу.
— Не сейчас, Лина, — а у самой нос на сцене.
— Пусть рыбкой в следующий раз будет Миша — он же рыжий! Золотой!
— Хорошо- хорошо, Лина, — она по-прежнему не смотрит на меня.
— А кем тогда будешь ты? — вклинилась Диана.
— Просто Линой, которую никто больше не мучает со своими дурацкими желаниями. Голова от них болит, — осторожно, чтобы не повредить причёску, чешу голову подушечками пальцев.
Васильева смеётся.
— Рыбка! Рыбка! — слышу зов Миши.
«Старуха», Леночка Баранова забегает в закулисье, а мои руки-плавники снова в деле и несут меня на сцену.
— Чего тебе, Миша, надобно? — вопрошаю.
— «Старче!» — шипит Марина Генриховна из-за шторы.
— Старче-Миша, чего тебе надобно?
***
Субботнее утро не радовало. Экран телефона издевательски сообщает мне, что уже полдень. Давно я ещё так долго не проводила время в постели — даже в выходные. Всё потому что вернулась я уже во втором часу ночи. К счастью, Диана уже спала, и на меня не посыпались любопытные вопросы о прошедшей вечеринке, которую я покинула сразу после ухода Глеба. Чёртов «Кот в сапогах» встряхнул мои мысли так, что я ещё долго беспокойно вертелась в кровати в бессильной попытке найти ту удобную позу, что позволила бы мне погрузиться в глубокий сон.