Сердце радостно и с облегчением застучало о рёбра, когда я узнаю знакомый силуэт впереди, но тут же тревожно сжалось. Потому что вижу, как её насильно удерживает мужская фигура и трясёт за плечи, нависая над Линой угрожающей башней, что готова придавить.
Подбегаю, уже понимая, кто этот мужчина, и дёргаю его за шиворот назад, отрывая от Беляевой. Бутч пошатывается, едва не падая, но быстро приходит в себя, прищурив со злостью безумные глаза.
— А вот и смельчак припёрся, — цедит он, глядя на меня.
Лина, кажется, при моём появлении только ещё больше пугается. Стоит растерянная с приоткрытым ртом и смотрит на нас обоих так, словно прямо сейчас вершится судьба всего человечества.
— Уж ты-то, конечно, много знаешь о смелости, — парирую. — Почему на девочку нападаешь, а не на меня? Ведь это я подставу тебя устроил.
— Какую подставу? — спрашивает Лина дрожащим голосом.
— Слабо по-мужски вопрос решить? — встаёт в стойку Бутч прямо напротив меня.
— Слабо завтра экзамен сдать своими силами?
— Давай так: если я набью тебе морду, то экзамен я завтра сдаю. А если ты мне (что просто невозможно), то я забываю о вас двоих!
— Я тебе уже писал: либо оставляешь Лину в покое и успешно сдаёшь экзамен, либо ты его завтра проваливаешь.
— Значит, всё же слабо? — ухмыляется Пожарский и замахивается на меня кулаком.
Беляева испуганно охает. Я успеваю увернуться, а затем сразу, пользуясь удобным углом, при помощи ноги и рук опрокидываю Бутча на снег. Сейчас я благодарен тому, что внимательно слушал одного парня в качалке, что хорошо владеет приёмами рукопашного боя, которым он любит всех обучать, как бы между делом.
— Ты только ещё не забывай, — говорю, пока котяра встаёт на ноги, — что тебе ещё почти целых два года учиться на кафедре и потом диплом писать.
— Как такая сопля, как ты, может быть таким самоуверенным? — Пожарский уже стоит на ногах и изо всех сил старается изображать из себя бесстрашного, но он определённо точно уже успел оценить мою физическую подготовку.
— Самоуверенность там, где есть деньги, — выразительно приподнимаю бровь, — или связи, — намекаю уже на себя.
— Я набью тебе рожу, рыжий.
— Набей. Только помни про два года обучения под надзором моего дяди. И моим, — нагло добавляю.
Поворачиваю голову в сторону напряжённой фигурки Лины, застывшей, как ледяная статуя на морозе. Она смотрит на меня в ответ расширенными глазам.
— Всё нормально? — спрашиваю у неё.
— Да, — выдыхает, косясь на своего бывшего.
— А у тебя? — поворачиваюсь к Бутчу. — нормально всё? Как твой завтрашний экзамен поживает? Сдашь его или завалишь? Ответь сейчас. Я должен позвонить дяде и сообщить о твоём решении сегодня вечером.
— Всё подвязал уже, смотрю, — огрызается он.
Лина вдруг подходит вплотную ко мне и крепко обнимает, глядя на бывшего. Очевидная демонстрация. Словно подтверждая мои слова, она говорит:
— Всё бесполезно, Глеб. Я в любом случае не буду с тобой.
— Быстро ты разлюбила… — со злой иронией отвечает он ей.
— Я не любила. Я обманула всех: тебя, себя, друзей и всех остальных. Я ошиблась. Прости.
Она говорит это всё, по-прежнему обнимаю меня за талию обеими руками, и я воспаряю духом, слыша эти слова.
— Это правда? — шепчу я ей возле уха.
— Да, Мих. Мне просто стыдно было признаться… — говорит тихо, запрокидывая голову и глядя мне прямо в глаза.
Где-то на заднем плане фыркает Бутч и что-то ворчит, но нам нет никакого дела до него. Даже в такой странной ситуации я умудряюсь начать плавиться от своих чувств к девушке в моих руках. Мы обмениваемся улыбками понятными только нам.
— Эй! — как сквозь вату врывается голос Пожарского. — Смотреть противно!
— Мне всё равно что там тебе противно или приятно, — отвечаю.
Беру Лину за руку с полным намерением пойти уже, наконец, ко мне домой.
— Звони и говори, что у меня завтра должна быть пятёрка в зачётке! — говорит Бутч с максимальной грубостью в голосе, на которую способен. — Понял, сопля?!
Молча киваю. Пусть продолжает считать себя крутым, а у меня есть и более важные дела на сегоднят— и имя им Лина.
Глава 49. День рождения новой жизни
Лина
Я открыла дверь в «Князевскую» кухню. Там всё по-прежнему: хаотичные движения рук, шелест подарочной бумаги, беспокойный шёпот, приглушённые хихиканья и прочая суета, развернувшаяся на кухонном столе.