Выбрать главу

— Рад, что вы так высоко цените его творчество, Максиму будет приятно узнать. До вечера, Варя, в шесть я за вами заеду.

Он отключился, а я мазнула взглядом по циферблату.

Два часа.

У меня осталось четыре часа?!

Всего четыре?!

С кровати я подорвалась.

Яркое-алое платье чуть выше колена с, так называемой, вырезом петлей. Зона декольте полностью закрыта, а вот спина обнажена почти до поясницы. Светлые волосы завиты и волнами спускаются до лопаток.

Серые глаза и ресницы подведены чуть-чуть, только чтоб казались больше, а вот помада яркая, в тон платью.

Черные туфли на тоненьком каблуке и черный клатч как довершение образа.

Все, сегодня я красотка!

Довольно улыбнулась зеркалу и повернулась к двери, в которых застыл Дэн с Сенечкой на руках.

Оба смотрели на меня одинаково мрачно-скептически.

Улыбаться при виде этих постных рож расхотелось, и я, закатив глаза, повторила в сотый раз:

— Меня не будет всего пару часов, переживете! — они переглянулись, скепсиса прибавилось на фейсах обоих, и я с нажимом повторила. — Переживете. Дэн, ты все равно дома сидишь, учишь вслух. Считай, я тебе нашла благородного слушателя. Будешь ему своих паразитов рассказывать. Сенеке интересно.

Енот фыркнул.

И я с угрозой повторила.

— Сенечки интересно. И тебе, Дэн, тоже. Ты в курсе, что разговоры с самим собой прямой путь к шизофрении? Нет? Ну вот, я вообще твой спаситель! Заметь, бесплатно, предоставляю слушателя, благодаря которому ты вроде уже не дурак и шизофреник.

Я протиснулась мимо них в коридор, подхватила плащ и помахала на прощание.

— Мальчики, ведите себя хорошо!

Гордеев из машины вышел сам, открыл зонт и галантно помог сесть.

— Рад, Варя, что вы согласились на мое предложение, даже, если это согласие только из-за Макса, — Ярослав улыбнулся.

А я промолчала.

Если признаться, что согласие в большей степени из-за паразитов, то Гордеев вряд ли оценит мою честность и обидится еще больше.

Машина тронулась, и в тишине ехать было неуютно, поэтому я спросила то, о чем при желании можно было разглагольствовать до самой выставки:

— Чем вы занимаетесь, Ярослав?

В принципе, закономерный вопрос, учитывая личного водителя и все остальное.

И да, говорил Гордеев до самой выставки, пытался объяснить.

Сначала отрепетировано сухо, официально, как повторял, наверное, сотню раз для журналистов, но после моего честного «А можно еще раз, только для тупых?», он осекся.

Мне любопытно, чем вы зарабатываете на вот это все, — я усмехнулась и обвела рукой салон автомобиля, — но из того, что вы сказали я ничего не поняла. Информатика — это не мое, от слова совсем. Мне в школе по ней пятерку нарисовали, только чтоб аттестат не портить.

Городее хмыкнул, затем неожиданно широко улыбнулся, повернулся ко мне и начал рассказывать, активно жестикулируя, приводя смешные аналогии.

Стало интересней и куда понятней.

Я даже уточняла некоторые моменты и хохотала сама.

И, пожалуй, чуточку сожалела, когда машина остановилась и водитель объявил, что мы приехали.

Макс Лоар.

С ним меня познакомили буквально с порога.

И не таким, я представляла себе фотографа, вообще фотографов в целом. В моем воображении они почему-то все невысокие и худые. Не, ну что? Хороший фотограф должен везде пролезть и удержаться! А если ты под центнер или два метра, это уже проблематично.

Как оказалось, не всегда.

Нет, если Гордеев был в меру накачан и спортивен, когда все трицепсы, бицепсы и кубики есть, но не выпирают, то Макс Лоар оказался фанатом спорта и бодибилдинга.

Где у нас лучше всего плечевой пояс прокачивают?

Еще он был метра под два, поэтому даже на каблуках я взирала на него снизу вверх.

— Ярик, ну наконец-то, рад тебя видеть! — расплылся в улыбке Лоар, плывя к нам.

Мужчины обнялись, похлопали друг друга по плечам, обменялись дежурными фразами.

Я скромно стояла рядом, ждала, когда заметят, и разглядывала Лоара.

Наголобритый, светло-голубые глаза, орлиный нос и тонкие губы. Из одежды красная клетчатая рубаха с белой майкой и потертые джинсы, прям как у моего соседа.

Нет, я его представлял определенно другим. Не знаю каким, но точно не таким.

Меня ж наконец заметили.

— Ярик, что за красавица с тобой сегодня? — темные брови Лоара взметнулись вверх.

— Это Варя, моя… хорошая знакомая, — замешкался, но все ж дал характеристику Гордеев.

И, пожалуй, она меня устроила.

Знакомая — это нейтрально-идеально.

— Очень приятно, наслышана о вашей зимней выставке в Вене, — я протянула руку для рукопожатия, но мне ее галантно поцеловали, а на словах о Вене еще и посмотрели с интересом. — Ваши эксперименты с ломографией[1] были поистине смелыми…

— Я влюблен, я очарован… — пропел Лоар, прощаясь через два часа на крыльце галереи и снова целую мою руку. — Ярик, береги свою красавицу, иначе уведу.

Макс шутливо погрозил ему пальцем.

Гордеев что-то мрачно буркнул в ответ, но я сама была в состоянии «влюблен и очарован», хоть совсем и не оганчарована[2], поэтому внимание не заострила.

— Варя, вы меня сегодня покорили познаниями, а ваш интерес к нашу скромному ремеслу! — Макс захлопал по карманам и вытащил белоснежный прямоугольник визитки. — Вот, возьмите. Если захотите снова прийти или подискутировать об искусстве. Для вас я всегда свободен.

Визитку я взяла, и мы снова распрощались, пообещав заглянуть еще раз до закрытия выставки через месяц.

Нет, сегодня определенно прекрасный вечер, несмотря даже на плохое настроение Гордеева. Понятно, конечно, обломала человеку свидание и общение тет-а-тет, но стыдно мне не было.

Мне было интересно.

До самого дома мы едва перебросывемся парой фраз, но из машины Гордеев все-таки выходит меня проводить лично.

От распирающей радости я не чувствую смущения и неловкости момента, что так свойственен минутам прощания.

Я просто целую Гордеева в колкую от за день выросшей щетины щеку и почти скачу к подъезду, чтобы замереть с открытой дверью и оглянувшись, широко улыбнуться.

— Спасибо за самый лучший вечер в моей жизни!

А дома меня ждет полумрак, подозрительно радостно прибежавший Сенечка и бодрый голос из кухни:

— … дальше самка комара впрыскивает слюну с плазмодием в кровь очередного укушенного и тем самым заражает его малярией…

Я обреченно прислоняюсь к двери и тихонько подвываю в такт бодрому голосу.

Ненавижу паразитологию!

[1] Ломография — жанр фотографии, который ставит своей целью запечатлеть на снимках жизнь во всех её проявлениях такой, какая она есть. Ломография не берёт во внимание такие понятия качества как резкость, цветопередача, плотность. Девиз ломографов всех стран — LoMo — 'love and motion' — любовь и движение.

[2] Герои используют первые две строчки стихотворения А.С. Пушкина «Я влюблен, я очарован, Я совсем оганчарован…»

7 июня

Сегодня официально было покончено с повторением паразитологии.

Я вздохнула с облегчением, перекрестилась будучи атеисткой и на радостях решила приготовить мясо в горшочках. Оные я случайно обнаружила вчера, во время генеральной уборки.

Да, мы вчера с Сенечкой генералили, а Дэн страдал, что мы ему мешаем и вообще у него все лежит на своих местах.

В момент последнего высокомерного заявления Сенечка очень вовремя извлек из обувной тумбы, где хвостатый паршивец под шумок решил оборудовать себе еще один домик, кружку с засохшей булкой.

Я, иронично выгнув бровь, уставилась на Дэна.

— Гений господствует над хаосом, — не дрогнув, столь же высокомерно отрезал он и скрылся в своей комнате.

Доучивать паразитологию, чтобы сегодня за завтраком гордо объявить, что мухи, вши и блохи успешно пройдены, закреплены в памяти и готовы для сдачи.

Я уже ставила горшочки в духовку, когда зазвонили в домофон. От неожиданности чуть не выпустила из рук один и чертыхнулась.