— Не меня спасай! — попытался прокричать Луи, но голос его охрип из-за травмы. Он посмотрел, куда его перенесли, нашел Вуди и с ужасом увидел, как Анна вцепилась ей в горло. — Вуди!
Луи рванул к ней, и Барти переместился следом за ним, успевая подхватить Вуди, когда Луи оторвал от нее Анну. Выглядела она ужасно.
— Уноси ее, — крикнул Луи и оттащил Анну подальше, чтобы она не достала больше до Вуди.
— Вот уж нет, — выразила несогласие Анна и швырнула кинжал, который достала из-за пояса. Нож достиг цели и угодил ровно в живот Барти. Он повалился рядом с Вуди.
Жадно заглатывая воздух, как некогда видел Барти Казана, Вуди смотрела на своего него, на кровь, что текла с его живота и на то, как он сам корчился от боли. Никак не излечивался, ведь у него не было лампы! Она уже понимала, как важна она джиннам. Сейчас Барти никто не поможет, только она сама.
— Ба… ти…
Но вместе со слогами из шеи вырывались хлюпающие звуки, и даже имя она не могла произнести. Морте и Анна всё бросались на неё, ведь их целью было сделать жизнь самого Луи невыносимым — они не собирались его убивать. Лишь того, кем он дорожил.
— …меус.
— Джинна…
Маленькая принцесса, потеряв своего защитника, осталась в эпицентре всего этого ужаса, этой бойни. И когда она услышала знакомый, слабый голос, то обернулась и увидела Казана.
Он еще не пришел в норму, держался за живот, хотя был чист от ран и крови, но лампа не закончила излечивать его, и остались ментальные боли. Но, несмотря на это, он всё равно не собирался оставаться в стороне.
И вот он увидел этот ужас, смерть своих собратьев, вид своей возлюбленной принцессы.
— Мои…
Он распахнул глаза и перестал чувствовать боль. Он видел лишь их: этих мертвых ублюдков, которые сотворили с ним такое! С ним! С его народом! С его Джинной!
— …желания…
Никто поначалу не ощутил, как некогда влажный воздух от воды Джабраила вдруг стал сухим и режущим глотку. С каждой секундой вампиры, которые делали вздох, пусть по привычке, кашляли, а после то же стали делать и джинны, привыкшие к сухому воздуху, но не такому.
— Излечи нас…
Казан задышал глубоко, ему это никакого дискомфорта не доставляло. Но будто бы он не мог насытить легкие воздухом, глотал его, как рыба. И только после стало ясно, что сухость и жар исходили от него.
— Перемести нас…
Джинна видела, как красивые зеленые глаза Казана сейчас становились алыми, как у их врагов, против которых они падали, проигрывая и умирая в огромном количестве. Повсюду слышалось лязганье падающихся ламп. Звук того, как вампиры разлетались на мелкие кусочки.
— …в мой мир…
Неясно откуда взявшийся песок подлетал к Казану откуда-то извне. Он кружил вокруг него со страшной силой, и чем больше его становилось, тем больше менялся Казан. Его белые одеяния, такие родные и привычные, окрашивались в красный цвет, но не крови — огня.
— Спаси… себя.
— Слушаюсь и… повенуюсь, — прохрипел Барти, получив свои желания.
Первый щелчок пальцев — и все раны на теле Вуди исчезли, как и Луи снова оказался цел, несмотря на все полученные удары от Анны и Морте. Второй щелчок ознаменовал исчезновение человека и вампира из этого мира. Барти даже не успел с ней попрощаться, но был благодарен ей за желания. Это именно то, что ему сейчас было нужно, и именно то, что было нужно Луи и Вуди. После уничтожения лампы Джабраила ему не будет покоя в этом мире. Но прежде чем исчезнуть, Луи успел сделать подарок своему миру. Пусть не убил Морте, но его когти глубоко поранили шею архивампира. Осталось только добить. Но Луи не успел.
— Нет, повелитель! — крикнула Анна. Она бросилась к нему, не зная, что делать и как помочь.
Третий щелчок вылечил самого Бартимеуса. И когда последнее желание было исполнено, Барти превратился в красивый оранжевый дым, который втянулся в лампу такого же цвета. Но долго она не стола без действия. Ее подхватил вновь объявившийся в полной красе Бартимеус. Как же долго он ждал этого момента, представлял, как торжественно покажет свою лампу учителю, как он будет горд им, как Казан будет завидовать, а Джинна ласково улыбнется и похвалит его. Но больше этому не суждено случиться. А во всем виноваты проклятые вампиры. Но не было в сердце Барти ненависти к ним, даже к Морте. Лишь скорбь и боль утраты.
Он медленно подошёл к архивампиру, который все пытался залечить страшную рану на горле, оставленную Луи. Преградившая было путь Анна отправилась в полет к странному огню на другом конце зала, стоило Барти взмахнуть рукой. А Морте лишился, наконец, головы.
— Нет, Казан! — послышался крик Джинны.
Но он её не слышал. Песок вокруг него сгущался, а ноги исчезли, но вместо них не стало приятной бирюзовой дымки. Был лишь огонь. Огонь ненависти и злобы, что поглощали молодого джинна. Теперь уже ифрита. Кожа, будто её окунули в жерло вулкана, раскалилась, стала красной и сливалась с языками пламени, что появились вокруг него.
Только сейчас джинны поняли, что происходит. Они не поняли, кто из собратьев превратился в ужасного монстра, кто ступил на путь зла и огня. Но они больше не видели смысла здесь оставаться. Выжившие бежали, исчезали и перемещались. Но оно и к лучшему — огонь уничтожал всё, до чего касался. И некогда крики радости и воспевание архивампира превратились в вопли боли. Среди этих воплей был и прекрасный голос Анны.
Когда сила заполнила Казана до боли, он сам закричал, и от него разошлись волны огня, окончательно добивающие остатки вампиров, которые не успели убраться отсюда, да и мало кто смог бы.
Казан был одержим.
Бриджинна с ужасом наблюдала за превращением Казана и просто не верила в это. Он не мог, только не он! Об этом отец предупреждал? Но она не хотела этого видеть. Ее Казан не стал бы…
— Джинна, нужно уходить, — появился рядом Барти. Он подхватил ее под руку и поднял с пола. Она все ещё была закована в цепи, и Бартимеус сорвал их.
— Мы не можем оставить Казана! — возразила Джинна и взволнованно посмотрела на ифрита, коим стал ее дорогой Казан. Дышать было уже практически невозможно, а от жара казалось, что даже кожа начала плавиться. Но она упорно не хотела уходить.
— Это Казан? — удивился Барти и посмотрел на ифрита, сощурив глаза. Было больно от такого яркого огня. И от осознания случившегося. Сегодня они потеряли ещё и друга. — Ему уже не помочь.
Бартимеус собрался переместиться вместе с Джинной домой, во дворец, но в последний момент она оттолкнула его, и он улетел один. Поняв это, он попытался вернуться, но всепоглощающий огонь уже заполнил все вокруг, что он не смог там находиться и вынужден был опять уйти, оставив и последнюю надежду их народа.
— Я не верю, что помочь нельзя, — шепнула Джинна и, оставшись одна перед Казаном, шагнула ему навстречу.
Конечно она знала, что ждёт джинна, ставшего ифритом. И не было ни одной истории, в которой удалось бы вернуть его к свету. Но её сердце отказывалось верить. Она потеряла отца, если не станет и Казана, то ей незачем жить больше.
— Казан. — Она вытянула руки к нему и продолжила приближаться. Сломанные пальцы болели, огонь обжигал, одежда не выдержала жара и занялась, но она упорно продолжала свой ход. Если не вернет, то сгорит вместе с ним. — Все закончилось. Прошу тебя, Казан, вернись ко мне. Не бросай меня, без тебя это будет не жизнь. Я не хочу потерять и тебя. Пожалуйста… Я люблю тебя.
Слезы, что стекали из глаз, тут же испарялись жаром. Воздуха не хватало, дышать уже было просто невозможно, и каждое слово давалось с трудом. Но она не могла оставить его не попытавшись. Обхватив лицо своими изувеченными ладошками, она заглянула ему в глаза в надежде, что сможет отыскать своего Казана.
Лицо ифрита исказила страшная гримаса. Он будто одновременно и злился, что какая-то дрянь посмела к нему подойти, но при этом губы, за которыми скрывались страшные острые зубы, улыбались как-то знакомо.
— Бри… — будто песок истязал его собственное горло — голос был не похож на тот, родной. Он был хриплым, мерзким, что даже кровь застывала в жилах. — Джинна.
Но он её помнил.
Сам Казан, его разум, сейчас находился в огне, и сквозь языки пламени он заметил родное лицо. Она рядом с ним, вампиры до неё еще не добрались… как до её отца. Но она была еще в опасности, огонь ласкал её тело, принося лишь боль, и её Казану нужно было немедленно унести отсюда!
— Джинна, уходи! — закричал разум, но губы не шевелились, а она его не слышала.
Превозмогая боль и ожоги — странно, что он их зарабатывал, имея лампу — Казан бросился вперёд, перепрыгивая или вовсе ступая на этот огонь, это пламя, что не пускало его к ней.