2. Лабиринт НЭПа
Ленин сразу почувствовал в Рыкове перспективного союзника в борьбе за НЭП. Большое влияние на председателя Совнаркома оказала книга кадета Василия Гриневецкого «Послевоенные перспективы русской промышленности» (1918), изданная в Харькове, по сути, в пику большевикам. Вообще-то профессор Гриневецкий был выдающимся теплотехником, автором многих открытий в этой области. Но в книге 1918 года шла речь о том, что без реставрации элементов капитализма и без иностранного капитала восстановить хозяйство после разрухи не удастся. Кроме того, профессор считал, что выйти из кризиса России поможет строительство электростанций. Сам автор к тому времени уже умер от тифа, так и не признав Октября. Но вождь пролетарской революции взял на вооружение его идеи — и при подготовке плана ГОЭЛРО, и при решении перейти на «новую экономическую политику». Рыков был первым, кому Ленин дал эту книгу для внимательного ознакомления, вторым, после Старика, кто поддержал идеи Гриневецкого. А в 1922 году книгу, с которой, по существу, начался НЭП, переиздали в Советской России.
НЭП — понятие, к которому прилипло немало исторических легенд. Достаточно вспомнить перестроечные 1980-е, когда торжество «малого бизнеса» представляли как едва ли не идеал Ленина и «чистых большевиков», включая Алексея Рыкова. По мнению властителей дум того времени (включая, например, Михаила Шатрова, Отто Лациса), НЭП закладывался надолго, на десятилетия, не меньше. Это, конечно, лукавство. Безусловно, не о НЭПе мечтали «строители коммунизма». Но считали эту политику как разумным компромиссом, так и необходимым этапом в строительстве социализма. Как раз Рыков был исключением из правил: он считал, что нэповские инструменты действительно могут пригодиться советской системе на несколько десятилетий. И все-таки всегда оговаривался, что это не навсегда, что это компромисс, что наша главная задача — перейти к государственной экономике. Иногда НЭП представляют в идиллических тонах — как триумфальный выход страны из разрухи. Это тоже утопический взгляд в прошлое. Проблемы — и самые опасные — охватывали страну с первых до последних дней НЭПа.
Позиции Рыкова по НЭПу на первых порах были близки к ленинским. Оба они, будучи на первый взгляд марксистами-ортодоксами, оказались гибкими политиками, способными публично признавать свои ошибки — в рассудительной манере.
В 1921 году был основан Госплан, первым его председателем стал Глеб Кржижановский — еще один мощный советский управленец того времени. Госплан — это тоже нэповская реальность, он стал штабом новой экономики. Вскоре эта организация тоже стала подчиняться Рыкову.
Причины поворота — сплав экономики и политики, предчувствие восстаний. Рыков прямо говорил: «Незадолго до этого мы пережили восстание в Кронштадте, которое по своей политической основе явилось результатом недовольства, накопившегося среди крестьян во время эпохи „военного коммунизма“. Новая экономическая политика главнейшее острие свое, по идее т. Ленина, направляла в сторону крестьянства. Ее основным содержанием являлось предоставление крестьянам права свободного распоряжения продуктами своего труда»[85]. Он действительно считал аграрные вопросы основными для НЭПа. Об этом свидетельствовала и демография: Россия оставалась страной крестьянской, и удержать власть в такой стране можно, только опираясь на крестьянское большинство. Иначе — краткая стагнация, череда взрывов и гибель.
XII партийный съезд, состоявшийся в апреле 1923 года в отсутствие больного Ленина, стал, пожалуй, последним крупным триумфом Троцкого, которого некоторые ораторы велеречиво называли «красным вождем Красной армии». Но главное было даже не в этом важном ритуальном жесте. Троцкий много и дельно рассуждал об экономике. В который раз он показал себя сильным оратором — в том числе и мирного времени. Так, уместным показалось большинству делегатов его замечание о необходимости твердой государственной монополии на внешнюю торговлю. Ему аплодировали громче других. На соратников по партии он поглядывал несколько высокомерно. Рыков на том съезде держался куда скромнее. Кстати, политический доклад на том съезде зачитывал Зиновьев — и это вроде бы придавало ему ореол преемника Ленина. В той речи Зиновьев, кроме прочего, заявил, что новых «отступлений в связи с НЭПом» не будет, но все-таки рассуждал о новой экономической политике мягче, нежели ему бы хотелось. Но этот доклад (для Зиновьева — компромиссный) выглядел невзрачно по сравнению с речью Троцкого «О промышленности». При этом уже складывалась коалиция других партийных вождей против Троцкого. И чистка рядов членов РКП, которая произошла накануне съезда, в значительной степени ударила именно по сторонникам Льва Давидовича. Дальше, в соответствии с официальной историей РКП(б), «Партия дала троцкистской вылазке сокрушительный отпор. В январе 1924 года XIII конференция РКП(б), подведя итоги всесоюзной партийной дискуссии, резко осудила фракционную борьбу Троцкого и троцкистов против партии и заявила, что „в лице нынешней оппозиции мы имеем перед собою не только попытку ревизии большевизма, не только прямой отход от ленинизма, но и явно выраженный мелкобуржуазный уклон“»[86]. Это птичий язык, но правда состоит в том, что, к удовольствию Рыкова (да и большинства членов ЦК), времена Троцкого потихоньку уходили в прошлое — хотя (очередной парадокс!) он оставался самым популярным политиком в среде сторонников революции.