Выбрать главу

В 1935 году, когда Рыков был уже не председателем правительства, а наркомом, на советских предприятиях работали 1719 немцев, 871 австриец и только 308 американцев. В Наркомате связи их было немного, но и там без иностранных специалистов не обходилось — и Рыков продолжал проводить в жизнь свою давнюю политику. Ну, а немцев на советских предприятиях стало, конечно, гораздо меньше после прихода к власти Адольфа Гитлера.

6. В кругу богемы

В ХХ веке (а во многом — и в прежние столетия!) политик обязан обладать способностями, даже талантами пиарщика, мастера агитации и пропаганды, создающего образы, которые впитывает общество. Они не должны контрастировать с реальностью — иначе в них просто не поверят. Но если умело сочетать правдоподобие с рекламой, получаются образы, в которые охотнее верят, чем в реальность. И они становятся влиятельнее, важнее реальности — по социальным и политическим последствиям. Они создают культуру и наше представление о ней. Сталин оказался выдающимся мастером этого жанра: и индустриализацию, и движение стахановцев, и парады, демонстрации он превращал в запоминающиеся спектакли, к которым прилагались стихи, плакаты, песни, книги. Все это вместе работало на удивление эффективно, создавая атмосферу в стране — прежде всего для горожан и молодежи, в особенности для молодых коммунистов и активных комсомольцев. А Рыков в игре с общественным мнением оставался, как правило, пассивным наблюдателем, который надеялся на возобладание той или иной тенденции, но не брал на себя роль идеолога. Был в этом смысле скорее культурозависимой личностью. В пору жестоких сражений за стратегию будущего, в пору смены правящей элиты это оказалось слабой позицией.

Так повелось аж с XVIII века, если не раньше, что представители власти должны были тем или иным образом выстраивать отношения с людьми искусства. Большевики в этом смысле не стали нарушать традицию. Тем более что феномен нового, революционного искусства быстро стал одним из столпов государственной пропаганды, лицом советской власти. Советизацией мастеров искусств изобретательно занимался Анатолий Луначарский. Во многом именно благодаря ему двадцатые годы вошли в историю как время расцвета поэзии, прозы, архитектуры, живописи, театра, даже кинематографа — самых разных стилей, от авангарда до реализма.

Луначарскому не пришлось приучать Рыкова к Мельпомене. Алексей Иванович, как известно, оставался театралом еще с золотых саратовских гимназических времен. Там, в таинственном полумраке, можно было на час-два-три оттаять, погрузившись в иллюзорный сценический мир, который мало чем напоминал совнаркомовскую действительность. С театральной средой была связана и супруга, Нина Семеновна. Бывало, что она консультировала режиссеров — например, если речь в пьесе шла о событиях 1905 года. Ему, как и Сталину, нравились «Дни Турбиных» Михаила Булгакова — этот мхатовский шедевр того времени.

Несколько раз он помогал Булгакову. Помогал Станиславскому в постановке «Дней Турбиных» и (после специальной телеграммы Луначарского) в возобновлении спектакля после запрета в 1926 году.

Рыковы даже бывали на булгаковской «Зойкиной квартире», шедшей на сцене считаные разы. Восхищались мхатовской «Женитьбой Фигаро», с давних пор отвлекавшей от «черных мыслей». И Станиславский, и Немирович-Данченко с удовольствием общались с председателем Совнаркома за чашкой чаю. А как иначе? Станиславскому из Германии Рыков привез сувенир — игрушечного чертика, который надолго обосновался на рабочем столе режиссера. Походы в театр были для них самой приятной семейной традицией. Иногда — на одно отделение. И не только, когда не нравилась постановка: часто дела требовали куда-то ехать, спешить. Как это случилось, например, 1 декабря 1934 года, на «Пиквикском клубе», в филиале Художественного театра. Пришла весть об убийстве Кирова (в него стреляли в 16 часов 30 минут в Ленинграде, в Смольном) — и встревоженный нарком связи Рыков (да-да, уже не председатель Совнаркома) немедленно направился в ЦК. Этот выстрел стал началом новой эпохи — более жестокой и опасной. У Рыкова этот трагический поворот с тех пор ассоциировался с диккенсовским спектаклем.