21 октября 1903 года в агентурном донесении говорилось: «Выход наблюдаемого из дома не видели, а в 4 часа дня он неизвестно откуда пришел домой вместе со своей сестрой Фаиной». А потом он и вовсе пропал. Скрылся. Его искали в Царицыне и Саратове, но тщетно. Летом 1904 года вышло высочайшее повеление о высылке Рыкова на север Пермской губернии — за принадлежность к «преступному сообществу», к чему присовокупили и хранение запрещенных книг. Но, чтобы выслать, его нужно было найти… Это оказалось неразрешимой задачей. Агенты «Искры» — настоящие асы конспирации — помогли Рыкову на время покинуть пределы Отечества. Он прибыл в Швейцарию, в Женеву, где с 1903 года печаталась главная партийная газета «Искра». Молодой социал-демократ, столько читавший о Европе, впервые оказался за границей! Прибыл фактически по приглашению Ленина, который уже задумывался о контурах будущей большевистской партии и пытался представить ее будущее руководство, прощупывая кадры.
Владимир Ленин. 1916 год [РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 20]
Владимир Ульянов снимал уютный трехкомнатный домик в рабочем поселке Сешерон, под Женевой. Полтора-два месяца Рыков гостил у Ленина. Они имели возможность пообщаться — за чаем, во время прогулок и шахматных сражений. Оба недурно играли. Эта встреча оказалась одной из решающих в судьбе Рыкова, ведь Владимир Ильич именно тогда окончательно и бесповоротно мобилизовал молодого социал-демократа в ряды большевиков.
Рыкова водили на швейцарские предприятия, он наблюдал за жизнью местных рабочих, знакомился с социалистами из страны Вильгельма Телля. И почти всюду его сопровождал Ульянов. Будущий «вождь мирового пролетариата» почувствовал в нем родство — недаром они немало говорили не только о партийных делах, но и о Волге, о Саратове, о Казани. К сожалению, воспоминаний об этой поездке осталось немного.
Видимо, в Женеве Ульянов поручил ему восстановить совсем было потухшую после арестов московскую партийную организацию — и Рыков с готовностью согласился, несмотря на постоянный риск угодить в длительную ссылку. Кадров партии не хватало. Приходилось рисковать даже такими людьми, как «товарищ Алексей». И здесь можно добавить, что революционеры в те годы не слишком боялись ссылок и даже тюрем: все-таки наказания к ним до событий 1905 года применяли сравнительно мягкие. Это не распространялось на террористов и их сообщников, но к ним Рыков отношения не имел. Этим «ремеслом» в то время занимались эсеры.
Над Российской империей сгущались тучи, прежний порядок не просто перестал устраивать большинство городской молодежи, но и вызывал у них готовность вести опасные игры с государством, которое они готовились «свергнуть могучей рукою». Трону в конечном итоге не помог ни экономический рост, ни жесткость Петра Столыпина. Не размышляя об этом, мы никогда не поймем Рыкова — хотя бы частично. Ведь он был, без преувеличений, активным участником борьбы против самодержавия — во многом даже более радикальным, чем Владимир Ульянов (Ленин). Все свои «царские» годы он оставался принципиальным нелегалом. Паспортами, за редчайшим исключением, оперировал только поддельными, на чужие фамилии — это часто оказывалось необходимым для «профессионального революционера». Самым законным, с точки зрения властей, его заработком так и осталось скромное репетиторство в старших классах гимназии.
Гордился Рыков и тем, что, пройдя через десятки тюрем и ссылок, так и не стал политическим эмигрантом. Тянул лямку в подпольных социал-демократических организациях в России, «стране рабов, стране господ». Неоднократно, ненадолго, с поддельными документами, он выезжал в Европу — на партийные форумы и для встреч с соратниками-эмигрантами. Но всякий раз, несмотря на риск, возвращался в Россию. И снова — тюрьмы, ссылки, побеги, иногда — фантастические по дерзости… Нелегальное братство. Их объединяла не только идеология, не только уверенность в том, что «оковы тяжкие падут», но и недетская игра в конспирацию, постоянная опасность «попасться», к которой молодой Рыков относился насмешливо. Это сплачивает посильнее любви к Марксу, особенно в молодости. Нашему герою рискованная игра в «казаки-разбойники» придавала азарта. Он и не думал «легализоваться», окончить университет, стать учителем или хотя бы репетитором, продолжая свой гимназический опыт. Только нелегальщина со всей ее тревожной романтикой.