Выбрать главу

Заявление Рыкова Томскому уездному исправнику о выдаче ему довольствия. 2 декабря 1913 года [РГАСПИ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 27. Л. 14]

Две тысячи верст от прошел по тайге и болотам. Голодал, болел, но добрался до Самары. Там его и схватили, чтобы оперативно вернуть в тот же суровый Нарым. В той ссылке он организовывал протестные демонстрации, в том числе антивоенные. Ведь началась Первая империалистическая… Рыков вполне разделял отношение Ленина и большинства однопартийцев к «империалистической войне». Однажды при обыске в его комнате нашли оружие — и Рыкову пришлось некоторое время провести в томской тюрьме. Он ослаб, постоянно кашлял, по существу — надорвал здоровье. Его спасла Нина. Ей стоило немалых усилий добиться разрешения на поселение вместе с мужем. В середине 1915 года она приехала в Нарым — и там, в спартанской обстановке, у Рыковых наступил второй медовый месяц. Он уговорил Нину уехать на «большую землю», когда очевидна стала ее беременность. Они расставались, четко осознавая, что новой встречи может и не быть…

22 августа 1916 года, в Ростове-на-Дону, родилась Наташа — единственная дочь Рыковых. Кто тогда мог предсказать, что через полгода рухнет Российская империя и у «отверженных» начнется вторая жизнь? А пока он выхлопотал себе небольшое послабление: из-за нездоровья губернатор позволил сменить Рыкову место ссылки — с Нарымской на Астраханскую губернию. Его должны были доставить «по этапу» в городок Енотаевск. Там легче устроиться с семьей, с дочерью… Исполнить это решение царская власть не успела: Рыкова освободила Февральская революция. Его последняя зима в Нарыме выдалась самой морозной. Рыков возвращался в Москву с холода — как свободный гражданин и партиец вполне легальной РСДРП(б). Впервые за два десятилетия он не чувствовал себя подпольщиком. Так завершалась первая жизнь Рыкова: на него нахлынул дух ранней московской весны после нарымской стужи.

Глава 5. «Отречемся от старого мира»

1. Как слиняла империя

Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь.

Василий Розанов

Февраль 1917 года огорошил многих посвященных и непосвященных. Перемен — и даже кардинальных — ждали, но мало кто мог предсказать их масштаб и хаотичность. Эта революция — до сих пор, по большому счету, не разгаданная — громко прозвучала на весь мир, ведь она смела с политической карты мира российское самодержавие, и так уже затянувшее пояс после 1905 года, а в особенности после 1914-го, когда началась война, которая оказалась для империи неподъемной. Наверное, власть императора не поколебалась бы, если бы не заговоры великих князей и недоверие генералитета.

Но основным мотором революции в начальственных кабинетах оказались в то время кадеты и октябристы, надеявшиеся в условиях войны, с помощью союзников, быстро перестроить политическую жизнь в России отчасти по британскому, отчасти по американскому образцу. Да, они считали войну благоприятным фоном для таких перемен — и, видимо, в этом оказался главный просчет респектабельных революционеров. Но не только они были истинными героями Февраля. Не менее важной оказалась уличная борьба против «старого мира», в особенности против его извечных хранителей — полицейских. Их просто громили — где попало и чем попало.

Резко изменилась ситуация в армии, в которой более не существовало ни дисциплины, ни иерархии. Усилилось политическое брожение на национальных окраинах империи (или уже не империи?). Сохранить «единую и неделимую» уже весной 1917 года вряд ли было возможно — особенно учитывая, что после войны пересмотр границ в Европе и Азии виделся неизбежным.

Карточка арестованного Рыкова. 1909 год. Дело было прекращено… [РГАСПИ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 27. Л. 1–1 об]