В своей эмоциональной записке, адресованной не только членам ЦК, но и «низовым» большевикам, с помощью которых он хотел через райкомы надавить на все еще колебавшуюся верхушку соратников, Ленин снова — как в последний раз — настаивал на решительных действиях: «История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все. Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них. Взятие власти есть дело восстания…»[60] Вечером 24 октября Ленин написал эти строки — и вскоре направился в Смольный, где его далеко не все ожидали. Направился, чтобы руководить восстанием. Рыков и тогда не мог сладить со своим скепсисом. Сумеем ли мы заменить правительство, у которого и без нас все из рук валится? Найдем ли (научим?) специалистов? На кого будем делать ставку? Ленин в этом смысле мыслил масштабнее и, быть может, с большим пониманием природы человека. Будущее покажет частичную правоту Ленина. Но только частичную. И долгий саботаж, в котором приняли участие не только чиновники, но и специалисты, и Гражданская война — все это он осенью 1917 года предсказать не мог.
Наконец 25 октября, в четвертом часу ночи, крейсер «Аврора» встал на якорь у Николаевского моста. В 6:00 отряд матросов занял здание Государственного банка. В 7:00 солдаты Кексгольмского полка под командованием члена ВРК большевика Михаила Лашевича установили контроль над Центральной телефонной станцией. В то же утро, назначив министра торговли и промышленности Александра Коновалова временным главой правительства, Керенский на двух автомобилях (один из которых принадлежал посольству США) в сопровождении адъютантов выдвинулся по направлению к Пскову, где рассчитывал найти воинские части, готовые по мановению его руки ринуться в бой с большевиками. Да в тот момент он не переодевался в женское платье. Вряд ли он устраивал такой маскарад и через несколько дней в Гатчине, когда окончательно бежал прочь от «театра революционных действий». Но — по большому счету — какая разница? Дело скорее в побеге, чем в переодеваниях.
В 14:35 Лев Троцкий открыл экстренное заседание Петросовета словами: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временного правительства больше не существует». Рыков сидел рядом с председателем, старался не выдавать нервного напряжения. Сообщив, что Предпарламент распущен, а узловые пункты города заняты войсками ВРК, Троцкий передал слово Ленину. Встреченный овацией, лидер большевиков произнес боевитую речь о свершившейся революции.
В 21:40 крейсер «Аврора» произвел свой легендарный холостой выстрел — это был сигнал к началу штурма дворца. Матрос-большевик Иван Флеровский свидетельствовал: «Набережные Невы усыпала глазеющая публика. Очевидно, в голове питерского обывателя смысл событий не вмещался, опасность не представлялась, а зрелищная сторона была привлекательна».
24–25 октября, когда большевики свергали власть Временного правительства, захватывали Зимний, почту, телеграф и телефон, Рыков находился в штабе штабов — Смольном. На рассвете 25 октября, когда власть неожиданно легко и прочно оказалась в руках большевиков, Рыков, все еще сомневавшийся в необходимости вооруженного восстания, по воспоминаниям Адольфа Иоффе (Крымского), «вынул из кармана большой наган и положил его перед собой, а на мой вопрос, зачем он его с собой таскает, мрачно ответил: „Чтобы перед смертью хоть пяток этих мерзавцев пристрелить“»[61]. Вообще-то применять оружие против врагов Рыкову так и не довелось — ни в ту ночь, ни позже. «Старый мир» в столице вообще сдался без боя. В дни Февральской революции насчитывалось более 1300 убитых и раненых, а в Октябре в Петрограде революционные потери составили 6 человек убитыми, 50 ранеными — по большей части по несчастному случаю. Но эти рыковские слова потом долго и язвительно вышучивал Ленин. Он все еще замечал в старом соратнике скепсис по отношению к перспективам «однопартийной» власти. Ленин в те минуты, часы и дни весело поддевал скептиков: «Говорите, мы и двух недель не продержимся? Ничего, когда пройдут два года и мы все еще будем у власти, вы будете говорить, что еще два года продержимся».
Удостоверение Рыкова в том, что он является комиссаром при Министерстве внутренних дел. 26 октября 1917 года [РГАСПИ. Ф. 669. Оп. 1. Д. 25. Л. 40]