Долго смотрел, не веря своим глазам. Да, шоколад иногда привози, но совсем мало, редко кому доставалось. А этот счастливчик, значит, берег на черный день.
Едва удержался, что бы не съесть все на месте, замотал в подвернувшуюся под руку тряпку и сунул в карман. Надо с Юлькой, напополам.
И сейчас вот Юлька сжимала его шоколадку в дрожащих руках.
— Ешь, это тебе.
— А ты?
Он сглотнул скопившуюся во рту слюну и собрался с духом.
— Я две нашел. Свою не удержался и сразу сожрал. А это тебе.
Получилось вроде убедительно. Ну что ему, в самом деле, эти пол шоколадки? Все равно таким же голодным и останется. Надо побродить в округе, может еще чего удастся раздобыть.
Юлька неуклюже пыталась разорвать обертку, пальцы не слушались.
— Давай открою.
Сашка предложил и тут же сам пожалел. Обертка далась легко, он, помнится, сам покупал такие же точно, в палатке, по дороге на работу. Давно, целую жизнь назад…
Открытая шоколадка пахла так, что заныло в животе. Он поспешно вернул ее Юльке, и сразу встал — лучше уж подальше отойти.
— Я чайник поставлю. Будешь чай?
— Может, давай пополам? — неуверенно предложила она.
Он скрипнул зубами и отвернулся, наливая воду в этот проклятый чайник.
— Да ешь всю, я может еще найду.
Юлька еще секунду колебалась, потом тихо всхлипнула, судорожно вгрызаясь зубами в маленькую коричневую плиточку.
2Кто бы мог подумать, что пятьсот лет спустя он будет спасть на шелковых простынях и вкушать изысканные яства, достойные богов.
Кто бы вообще мог подумать, что у него есть эти пятьсот лет.
Они с Юлькой сидели на полу обнявшись, завернувшись в одно одеяло, прислонившись спиной к едва теплому боку печки. Точнее он сидел, с Юлькой на руках…
Дрова кончились, надо бы в лес сходить, притащить еще.
Сашка сидел неподвижно, закрыв глаза. Еще минутку, одну только минутку, и он встанет.
Вот уже часа три пытается заставить себя, и все никак не может собраться с духом. На улице зима, мороз как никогда, метель, аж окна дрожат. Если сейчас не сходить, то к утру они тут насмерть замерзнут.
Одну минутку, только одну минутку.
Было очень страшно оставлять Юльку одну, казалось отвернись только, и все. Еле дышала, даже глаза открыть не могла, только ресницы иногда вздрагивали.
Сейчас он встанет…
Только что толку вообще куда-то ходить, ради чего?
На прошлой неделе он с трудом доковылял по сугробам до центра и узнал что вертолетов больше не будет. Никогда.
Откуда взялись такие новости так и не понял, но сказали, что снаружи у них там то же самое что и у них. Как ни прятались, как ни отгораживались, а только все равно не убереглись. Мертвая зона расползлась, подмяв под себя едва ли не весь мир… а может и весь, кто его знает.
Так и не поняли что это такое, бились, бились и все без толку. Словно жизнь сама уходит из земли. Вроде по началу все как раньше, а потом просто все медленно чахнуть начинает. Вот как у них тут в лесу — ни одного зеленого листочка не было по весне, только голые, высохшие, словно скелеты, стволы.
Отсюда началось, да еще из нескольких таких же мест. Лет тридцать назад. Отгородили, помогали как могли. Но боялись. Думали заразно… наверно не зря думали.
Даже крысы тут все передохли.
Людям еще как-то удавалось выживать, люди — они живучие оказались. Не все конечно, вот у них в Центре человек двадцать осталось из полутора тысяч…
Так, сейчас он встанет. Нельзя же сидеть, нужно до последнего…
Печка почти остыла, не греет, лучше Юльку на кровать отнести.
Сашка сделал глубокий вдох. Самому бы на ноги подняться.
Осторожно придерживая за плечи, он положил Юльку на пол, на одеяло. Кое-как перевернулся, встав рядом на колени. Теперь надо обхватив покрепче, поднять… ничего, утром он смог, и сейчас тоже все получится. Ведь худая ж совсем, не весит ничего…
Вот сейчас… сейчас…
Юлькины веки дрогнули. Она словно хотела что-то сказать, но никак не выходило, только беззвучно шевелились губы.
— Все будет хорошо, — Сашка осторожно провел ладонью по ее свалявшимся, потерявшим цвет волосам, поднял на руки словно ребенка, и шатаясь отнес на кровать.
И еще долго сидел рядом, стараясь хоть немного отдышаться. Потом укрыл ее двумя одеялами и рваной курткой. Кто знает сколько его не будет, дом может совсем остыть.
Жгучие ледяные иглы ударили в лицо. Он выскочил на улицу, плотно прикрыв за собой дверь. Топорик на поясе тянул вниз, словно весил целую тонну.
Вот сейчас завалиться бы в сугроб и уснуть… хорошо… но там, дома, Юлька…
И все же он кое-как добрался до леса, и потом даже с тяжелой ношей вернулся домой. Пот лил ручьями, одежда промокла насквозь и липла к телу, в глазах темнело. Он дошел почти на ощупь, но дошел. Довольный и гордый.
А Юлька лежала на кровати, белая как снег, тихо-тихо… и не единого вздоха. Он тогда повалился рядом с ней на колени, очень хотелось кричать, плакать, но не выходило. До утра так сидел, надеясь что и за ним смерть придет, не поленится.
Но не пришла. Какой же он живучий, сукин сын!
Когда надоело ждать, стянул с себя куртку, держась за стены вышел за дверь и упал лицом в снег. Так уж наверняка.
Глава 5. Две женщины
Выйти из лодки ей помог Уршанаби. Сама Лару кажется вообще не понимала, что с ней происходит. Она смотрела прямо перед собой, и в ее взгляде была только пустота. Совершенно бледная, с ввалившимися глазами, обнаженная, ничуть не похожая на ту Лару, которую Эмеш привык видеть.
Она ступила на землю и замерла, словно мраморная статуя.
— Вот, забирай, — весело сказал Уршанаби.
Эмеш достал из заплечного мешка длинную рубашку и накинул Лару на плечи. Потом одел ей на запястье желтый браслет, взятый у Кинакулуша, и повел на поверхность. Лару послушно шла, словно слепая, не смотря себе под ноги. Она не проронила ни звука, пока они шли по длинным коридорам нижнего мира, и только когда солнечный свет ударил в глаза, всхлипнула и крепко сжала Эмешу руку.
Вести Лару в ее дом, или к себе, было по меньшей мере не разумно. Лучшее, что Эмешу удалось придумать, это отвести ее в Синарихен, маленькую деревню куруби. Никто из бессмертных там не появляется, это место считается не то что бы запретным, но скорее несуществующим. О нем не принято говорить, словно его и нет совсем.
В Синарихене живет Утнапи, изгнанный и проклятый бог, покровитель перволюдей. Эмеш был пожалуй единственным, кто сохранил с ним хоть какие-то отношения.
Придерживая за плечи Лару, Эмеш постучался в дверь простой тростниковой хижины, на берегу реки Могун.
— Да-да, сейчас иду, — отозвался хозяин.
Он был невысоким, светловолосым, и загорелым до черноты. Он выглядел почти мальчишкой, если бы не глаза.
— Сар? — переводя недоуменный взгляд с Эмеша на Лару, Утнапи не находил слов. Гости здесь бывали не часто.
— Привет, Ут. Я тут привел тебе Лару, она поживет у тебя немного, пока все не утрясется.
Это заявление привело его в чувства, Утнапи замахал руками, давая понять, что совершенно не согласен.
— Нет, я не могу, — запротестовал он, — это не возможно. Может, ты заберешь ее к себе?
— Ты боишься Атта?
— Что? — Утнапи не сразу понял вопрос, и сильно смутился.
Эмеш прекрасно знал, он был не из тех, кого можно напугать всяческими карами, Утнапи давно вне закона. Он поджал губы и покачал головой.
— Нет, это тут ни при чем. У меня… Понимаешь, Сар, я… ну короче у меня есть девушка…
— Девушка? — теперь настала очередь Эмеша удивляться, — кто?
— Ты не знаешь, она из деревни…
— Из деревни? Куруби? Какая-нибудь кривоногая трехглазая и волосатая красотка?