Три жизни Джимми Шейна
Джейн и Виллу,
хотя их автор никогда об этом не узнает,
а его почитатели могут разорвать меня на части
По ночам Джимми видел чудовище.
Провал на месте глаза и впадина вместо щеки. Губы стираются к левой стороне, и след шва продолжает улыбку. Светлые – белые, розовые, серые и синеватые – шрамы ветвятся от подбородка и до лба.
Просто не лицо, а карта.
Чудовище не двигалось и не говорило – только смотрело из окна. Точнее, из стекла.
Джимми задернул шторы и бросил маску на стол. Открыл альбом с газетными вырезками и аккуратно вклеил последнюю заготовку – статью об очередной успешной бойне. Газеты выходили каждый день, самые разные, но сведения о военных достижениях можно было достать только на верхних ярусах – внизу мало кого интересовала война. Вот драки, маньяки, убийства – это да, а битвы на каком-то далеком острове – нет, не очень.
Поэтому новое утро вновь началось с похода к редакции «Военного вестника». Когда Джимми был маленьким, рядом с ней всегда, почти всегда, толпились женщины, ждущие сыновей. Но тогда шла реальная, близкая, ощутимая война, когда из Кордтауна забрали почти всех мужчин, способных держать оружие. В последнее же десятилетие воевать уходили за плату и по своей воле – приносить каплю кордтаунской справедливости в дальние уголки мира. Отвоевывать не свободу, но дерево, уголь и нефть.
– Зачем тебе все это? – Пауль зевнул и кивнул на стул. Сколько Джимми был знаком с главным редактором, всегда этот редактор зевал. Сначала – прикрывая рот ладонью или отворачиваясь, теперь, когда считал Джимми приятелем, – не скрываясь.
Эльфы спят мало, намного меньше, чем нужно обычному человеку, это Джимми знал наверняка. И ему страшно было представить, сколько же не спит Пауль, раз зевает постоянно.
За дверями его кабинета что-то билось, звенело, хохотало разными голосами и декламировало паршивые стихи. Раньше Джимми и не предполагал, что в редакции серьезного «военного» издания может быть так шумно и весело.
– Надо занять чем-то руки, – улыбнулся Джимми. – Так как, есть что-то?
– За последнюю неделю ни единой новости, – покачал головой Пауль и вновь зевнул, показав ровные белые зубы. – Выжимаем все что можем из старого материала... Зато появилась новая военная техника, последние доклады были интересны.
– Нет, спасибо.
Пауль помолчал, барабаня пальцами по столу, пока гость поднимался и надевал пиджак, который успел снять. В Кордтауне нынче было жарко, но Джимми Шейн всегда оставался аккуратным, тщательно собранным, застегнутым на все пуговицы.
– Так зачем? – снова спросил редактор.
– Я же сказал.
– Джим, я не о том. Зачем тебе нужны эти напоминания?
Джимми пожал плечами. Он действительно не знал. Пауль всегда видел слишком много причин для любого бессмысленного действия. Эльфийская мудрость или журналистская прозорливость – Джимми понятия не имел, в чем тут причина.
– Это – прошлое, Джимми. Забудь уже.
– Странно это слышать от такой злопамятной твари, как ты.
«Я не злопамятен, я спокойно живу со всеми своими воспоминаниями, даже с самыми дикими», – сказал как-то Пауль и пустился в долгие рассуждения о долголетии и сопутствующих проблемах. И сейчас он посмотрел так, будто вновь все это повторил.
Джимми вышел. Пауль был, в сущности, совсем не плохим парнем. Не требовал покупать каждую газету, а честно говорил, есть ли в новом номере что-то значимое – значимое для Джимми.
Они даже немного сдружились.
– Джимми, олух! – рявкнул Пауль из кабинета начальничьим голосом и устало взглянул на Джимми, когда тот вернулся.
– Извини за «олуха», просто я действительно не понимаю... Вот, – Пауль вытащил из ящика стола несколько старых газет. – Восьмой корпус на островах Иль-Горада... Может, это тебе поможет.
– Спасибо.
– Джимми... Найди себе женщину.
Пауль был образованным эльфом и пять лет в редакции не повлияли на его словарный запас – он по-прежнему говорил «найди» вместо «сними», а шлюх называл «женщинами», или по именам.
Джимми, в общем-то, во многом был благодарен Паулю. За советы, в том числе. Всегда очень своевременные. Столетняя бестия, он всегда знал, что нужно маленьким недоразвитым человечкам.
Год назад, когда Джимми Шейн вернулся с островов, он... растерялся. Он просто не знал, что делать. Чем заниматься – не имел не малейшего понятия. Как жить после войны? Он даже книги читал на эту тему, но только злился с тех советов. Ходил к врачам, но без толку.
Он бросил учебу в пятнадцать, а в восемнадцать ушел воевать. Вернулся через семь лет совершенно другим, а тут... его называли ветераном в двадцать пять, ему выплачивали деньги... А что делать дальше – не сказали. И... предложили работу садовника. Джимми честно пытался работать – выходило плохо.
Когда стало сильно не хватать денег, Джимми попытался продать в газету свои истории о войне. И вот Пауль – тот сразу смекнул, что к чему, и даже не подумал вручить снайперу лопату и рассаду.
– Редкие заказы – большие деньги, – коротко объяснил он. – Хочешь – продолжай ковыряться в земле у богачей... А хочешь – делай вид, что живешь на военную пенсию.
Джимми тогда отказался, даже не задумавшись, и в тот момент Пауль его зауважал. И все равно свел с «полезными» людьми. Джимми Шейн стал известен тем, что далеко не всегда брался за «дело». Выбирал, думал, сравнивал... Строго говоря, к нему обращались очень редко, но все же деньги это приносило. В кругах бандитов дна его не любили – слишком чистенький, слишком придирчивый... но терпели – не высовывается и знает свое дело.
Джимми порою самого от себя тошнило: надо же, герой Кордтаунских трущоб, чудовище с чистым сердцем, убийца убийц... Пошло все это. Но действительно хорошо Джимми умел только стрелять.
Постепенно дно Кордтауна поглотило его. Джимми перестал работать в богатом доме с оранжереей, став охранником Молота. Когда Молот – сволочной торгаш и бандит, – собирался встретиться с конкурентами, Джимми подыскивал место поудобнее и стоял там, держа в руках винтовку или револьвер. Чтобы и не сильно бросаться в глаза, и внушать... уважение. Или, бывало, прятался на крышах и чердаках – последнее нравилось больше. Он вроде бы привык, что люди пялятся на его маску, но все равно в одиночестве, наверху, было спокойнее.
Только вот иногда Джимми все-таки бесило одиночество.
Молот не сказал ничего нового и ничего не предложил – просто махнул рукой и кивнул. Джимми привычно занял место позади всех. Шесть лиц – да не лиц, а морд, рож и рыл. Даже эльф Вольтанд умудрился растерять лоск и красоту, оказавшись у Молота, – нечесаные патлы закрывают исхудалое лицо, блестящие глаза ранят, как осколки зеркала... только зубы белые – как всегда у эльфов. Но улыбка злобная, будто вот сейчас он вцепится в горло и не отпустит, пока не сдохнешь.
Дальше два человека, два брата-близнеца, единые в двух лицах, словно спаянные друг с другом, хотя доктор разделил их еще в младенчестве. С тех пор у обоих – шрамы на плече, у одного на левом, у другого на правом, и, думается, даже истерзанная кожа там – одинаковых очертаний...
Потом оборотень Мортимер – низкий и крепкий, как дубовый стол, упакованный в строгий костюм, всегда чистый, с гладким подбородком... Странно, но в коже и заклепках, с яростным взглядом и вздыбленной на загривке шерстью он выглядел гораздо менее зловеще. Чего ждать от прилизанного, вычесанного, аккуратного и невозмутимого оборотня? Правильно, неизвестно чего – а неизвестность пугает.