Кампания по-прежнему находилась в подъезде и громко обсуждала только что совершенный "подвиг". Снова увидев меня, они что-то почувствовали и, кажется, даже испугались. А я, не тратя времени на словесные прелюдии, подошел к Хорьку и нанес удар. Наверное, Господь, в последний момент немного скорректировал мою руку и вместо виска молоток обрушился на ключицу. Даже через рукоятку я ощутил, как под моим оружием хрустнула кость. Хорек, даже не вскрикнув, просел, словно загнанный в шпалу костыль. Компания подалась назад, но тут ко мне с хищным криком метнулся Мальвина. Его тонкие пальчики цепко впились в мою правую руку. Еще секунда и я бы снова был безоружен и беспомощен. Однако, теперь уже проснулись натренированные рефлексы. Резко сделав полный оборот, я освободился от хватки и слету обрушил деревянную рукоять на его челюсть. От полученного удара Мальвина отлетел назад, и, схватившись за подбородок, начал оседать на пол. А я, играя молотком, поинтересовался:
- Еще кто-то хочет?
Новых желающих рискнуть, к счастью, не нашлось...
На следующее утро я явился в школу в весьма живописном виде. Пришлось врать, давая объяснение учителям, а на перемене рассказать о своих злоключениях одноклассникам. Оказывается, они были уже в курсе. Колька Салохин слышал шум драки, потом видел в окно, как я убегаю из подъезда. В его версии событий я выглядел еще менее героичным, чем на самом деле. Но в тот момент, меня мало волновало, как выгляжу в глазах товарищей по классу. Жизненный опыт все-таки научил не принимать слишком близко к сердцу мнение окружающих. Куда серьезней, представлялась угроза мести со стороны компании Хорька. Уже проверенный в бою молоток лежал в портфеле, но я очень боялся, что и враги придут вооруженными. Однако, как вскоре выяснилось, опасаться надо было совершенно другого.
На математике в класс неожиданно зашла Анна Петровна и попросила взять меня с урока. По дороге к директору она молчала и, кажется, тоже была напугана. Войдя в кабинет, я увидел рядом с Нестором Петровичем невысокого блондина. И хотя молодой мужчина был в штатском, я сразу понял, с кем теперь предстоит иметь дело.
В больницу, где оказывали помощь пострадавшим от моего молотка, вызвали сотрудника милиции. И вопреки понятиям дворовой этики, Хорек и Мальвина дали против меня показания. И теперь вместо поступления в институт мне реально грозили несколько лет исправительной колонии.
Казалось, что это происходит с кем-то другим. Словно наблюдая себя со стороны, я поехал вместе инспектором в отделение милиции. Там мне впервые пришлось сидеть в обезьяннике. Соседями оказались веселый алкаш и сумрачный молчаливый тип, которого вскоре под конвоем увели куда-то по коридору. Затем настала и моя очередь. Дрожащим голосом я давал показания следователю, когда в кабинет вошел отец. Он тоже был испуган, но держался твердо. После нескольких вступительных фраз, следователь потребовал, чтобы я подождал в коридоре.
Десять или пятнадцать минут их разговора за закрытыми дверями показались целой вечностью. Наконец, отец вышел и коротко бросил мне:
- Пошли, герой!
Прямо из отделения мы поехали на метро куда-то в центр, на судебно - медицинскую экспертизу. Там врачи, с холодным безразличием профессионалов, зафиксировали нанесенные мне побои. Домой возвращались в молчании. После пережитого стресса, я чувствовал, как подкашиваются ноги. Даже по-летнему теплое солнце было сейчас не в радость. У папы обнаружился нервный тик с левым глазам. Правда, держался он по-прежнему не плохо. А на подходе к дому предупредил, что не надо пока ничего говорить матери.
В итоге дело все-таки удалось замять. Однако, еще несколько недель страх оказаться в тюрьме висел надо мной дамокловым мечом. Кроме этого, один из одноклассников сообщил, что, по слухам, со мной теперь хотят разобраться личности более авторитетн ые чем Хор е к. Когда я рассказал это отцу, он вполне серьезно воспринял угрозу, и, отпрашиваясь с работы, до конца месяца встречал меня из школы. О каких-то вечерних прогулках с товарищами естественно не могло быть и речи. К счастью учебный год вскоре завершился. Отец договорился с Анной Петровной, чтобы меня освободили от практики и в начале июня я с целой горой учебников был отправлен к бабушке в деревню. Перед ссылкой было объявлено, что меня постараются перевести в элитную школу с математическим уклоном, где-то недалеко от Садового кольца. Но для этого я должен хорошо подготовиться за лето, чтобы сдать вступительные тесты.
Трудно переоценить роль моего родителя во всех этих событиях. Я чувствовал искреннюю благодарность и в то же время жгучий стыд. Я хорошо помнил, что вскоре должно произойти. Через несколько лет, когда нас оставит мать, я буду слишком занят своими проблемами и фактически брошу своего самого близкого человека один на один с одиночеством и бедою. Но теперь я давал клятву, что хотя бы эту ошибку своей первой жизни исправлю.
Глава 7: Попытка выбраться из "туннеля".
Отложив рукопись, Денис потянулся к верхнему ящику стола. Достав сигарету, несколько раз прошелся по комнате, хотел убрать ее обратно в пачку, но потом все-таки не удержался и закурил. Опять прочитанное задело какие-то потаенные струны души. Он снова пытался думать, что слишком серьезно относится к фантазиям автора, но никак не мог избавиться от синдрома сопереживания. Между тем, в помещении с каждым часом становилось все более жарко. Лето набирало силу. К полудню защитная полоса тени уползала на другую сторону здания, и безжалостные лучи до самого вечера били прямо в окна редакции. Не спасали ни занавески, ни открытые настежь рамы. Воздух снаружи был даже горячее, чем в комнате.
Вернувшись за стол, Денис вытер платком пот, подвинул ближе к себе вентилятор и снова начал читать. Настроения героя повести, вырвавшегося на лоно природы, удивительным образом перекликались сейчас с его собственными мечтами о поросшем травой пляже, солнечных зайчиках на листьях созревающей малины и восхитительно прохладной тени от старой березы над верандой родительской дачи.
... Это лето, наверное, было самым лучшим периодом за две моих жизни. Я все-таки получил возможность пробить стену туннеля! Новая элитная школа казалась тогда путевкой в светлую жизнь. Я снова видел впереди сверкающие горизонты будущих свершений. Проснувшийся юношеский задор наполнял душу, словно свежий морской бриз корабельный парус. Правда, пятидесятилетний скептик во мне все еще продолжал сомневаться:
" Ты ведь давно и ни один уже раз на своей шкуре опробовал и подтвердил старую истину: "Хорошо там, где нас нет!". В новой школе возникнут новые проблемы. И, может быть, они будут еще сложнее прежних. И ты еще не раз с ностальгией вспомнишь типовой корпус в двух шагах от дома, своих старых приятелей, и не особого вредного деспота - Анну Петровну."
Но вокруг, набирая силу, бушевало лето. Вдали от городского чада, на заросших камышом берегах тихой речушки подросток и уставший от разочарований человек какое-то время вместе наслаждались жизнью. Первый часами плескался в теплой воде, по утрам сидел с удочкой на берегу поросшей кувшинками заводи, ходил по грибы, смаковал клубнику со сливками из-под соседской коровы. Второй с таким же наслаждением делал тоже самое, а в долгосрочных планах видел свой загородный особняк, и даже мечтал о собственной ферме, где сможет совместить добывание хлеба насущного и здоровую жизнь на лоне природы. Правда, для осуществления этого еще нужно было удачно пройти грядущие девяностые. А для начала, хотя бы сдать вступительные тесты в новую школу.