И все же надежда на счастливый зигзаг удачи не пропадала. Перетаскав тираж, Денис в туалете сполоснул лицо и шею холодной водой, вернулся в редакцию, включил компьютер и достал из стола рукопись. Теперь, чтобы сэкономить время, он одновременно с прочтением набивал и редактировал текст. От какого-нибудь другого автора он бы обязательно потребовал дискету с электронной версией «шедевра». Но господин N шел «от Салохина», по этому чего-то просить, тем более требовать, Денис постеснялся. Работа шла медленно. На очереди стоял эпизод, где главный герой осваивается в новой школе:
… Прошлая жизнь меня все-таки многому научила. В отличие от подростков, я хорошо осознавал, что даже перемены к лучшему никогда не несут только хорошее. К бесспорно положительным сторонам новой школы я мог бы причислить уровень преподавания. К некоторым учителям, до сих пор, храню теплые чувства. Особенно выделялся математик — тот самый бородач, что принимал вступительные тесты. Любовь к своему предмету, искреннее желание и умение донести свои знания, искупали в глазах учеников и строгость в оценках, и излишнюю эмоциональность. Среди остальных учителей я бы, пожалуй, отметил физрука. В школе, где физическое здоровье было далеко не приоритетным направлением, этот бывший кандидат в сборную Союза сумел заложить во многих из нас любовь к спорту и основы культуры владения собственным телом.
Правда, был среди преподавателей еще один человек, оставивший глубокий след в памяти. Но учительница физик и Маргарита Евгеньевна или прекрасная Марго (как мы ее про меж себя звали) — это случай особый, об этом чуть позже…
К отрицательным сторонам я бы, как ни странно, отнес контингент сверстников, с которыми поневоле приходилось выстраивать товарищеские отношения. И тут виноват не «эффект новичка» — более четверти учащихся пришло, как и я, уже в десятом классе. Проблема заключалась в том, что школа была элитной, я же к этой разновидности рода людского никогда не принадлежал ни духовно, ни номинально. А элита в те времена была явлением весьма своеобразным. Несмотря на вступительный отбор, не так уж и много наших учеников обладало действительно выдающимися способностями. Такие, как Володька Либерман (очкарик с которым мы столкнулись на вступительных тестах), были, пожалуй, исключением. В основном здесь учились дети высокопоставленных людей: ответственных партийных и хозяйственных работников, дипломатов, сотрудников зарубежных торговых представительств. Имущественное и социальное неравенство не признавалось еще на официальном уровне, но уже активно пускало свои корни, разрушая гранитный монолит страны победившего социализма. Выражалось оно не столько в доходах (за этим пока еще строго следили), а в доступности к источникам блага, выраженного емким понятием «дефицит». В нашей школе не практиковались ограничения, которые сейчас по заграничному называют дресс-кодом. Ученики приходили на занятия затянутыми в недоступную для многих «джинсу» и хорошо отличали это вид одежды от того, что советские люди называли тогда «техасы». На переменах обсуждали последние пластинки рок-групп, просмотренные на домашних видеомагнитофонах голливудские фильмы. Те же, к ому не посчастливилось с возможностями родителей. попадали в разряд париев.
Мне — испытавшему на своей шкуре куда более жесткое неравенство, вроде бы и нечего было волноваться. Но странная вещь человеческая психика. Находясь в определенной среде, ты поневоле приспосабливаешься под ее нравы. Живя среди папуасов, начинаешь ценить удачный бросок копья и красоту ожерелья из ракушек. Среди средневековых феодалов, наверное, проникнешься культом поклонения прекрасной даме и кодексом рыцарской чести. Так вот и я — человек уже многое повидавший на своем веку, поневоле испытывал комплекс неполноценности среди хвастающих благосостоянием родителей подростков. А отношения с товарищами из старой школы довольно быстро прекратились. Из-за угрозы дворовой вендетты, я еще опасался по вечерам гулять по микрорайону. Да и времени на это не было. Приезжая домой далеко за полдень, я вынужден был сразу садиться за уроки. Так что, единственной ниточкой из старой жизни остался Колька Салохин. По странному курьезу судьбы именно с этим одиозным типом мне дольше всего удавалось поддерживать приятельские отношения.
Другим отрицательным фактором была катастрофическая нехватка в моей новой школе симпатичных девушек. Основной причиной, скорее всего, был физико-математический уклон. Напрасно старался я убедить себя, что не за этим сюда пришел. Естество брало вверх и обе моих внутренних сущности страдали из-за дефицита общения с прекрасным полом. Единственным ярким пятном в нашем «мужском монастыре» оказалась прекрасная Марго. Не один я заглядывался на эту молодую «училку». На переменах в наших «мужских разговорах» Марго часто обсуждали и даже позволяли по ее поводу сальности. Но это все была подростковая бравада. Я же действительно видел в ней женщину, с которой можно завязать отношения. И однажды такой случай представился.