… Прошлая жизнь меня все-таки многому научила. В отличие от подростков, я хорошо осознавал, что даже перемены к лучшему никогда не несут только хорошее. К бесспорно положительным сторонам новой школы я мог бы причислить уровень преподавания. К некоторым учителям, до сих пор, храню теплые чувства. Особенно выделялся математик — тот самый бородач, что принимал вступительные тесты. Любовь к своему предмету, искреннее желание и умение донести свои знания, искупали в глазах учеников и строгость в оценках, и излишнюю эмоциональность. Среди остальных учителей я бы, пожалуй, отметил физрука. В школе, где физическое здоровье было далеко не приоритетным направлением, этот бывший кандидат в сборную Союза сумел заложить во многих из нас любовь к спорту и основы культуры владения собственным телом.
Правда, был среди преподавателей еще один человек, оставивший глубокий след в памяти. Но учительница физик и Маргарита Евгеньевна или прекрасная Марго (как мы ее про меж себя звали) — это случай особый, об этом чуть позже…
К отрицательным сторонам я бы, как ни странно, отнес контингент сверстников, с которыми поневоле приходилось выстраивать товарищеские отношения. И тут виноват не «эффект новичка» — более четверти учащихся пришло, как и я, уже в десятом классе. Проблема заключалась в том, что школа была элитной, я же к этой разновидности рода людского никогда не принадлежал ни духовно, ни номинально. А элита в те времена была явлением весьма своеобразным. Несмотря на вступительный отбор, не так уж и много наших учеников обладало действительно выдающимися способностями. Такие, как Володька Либерман (очкарик с которым мы столкнулись на вступительных тестах), были, пожалуй, исключением. В основном здесь учились дети высокопоставленных людей: ответственных партийных и хозяйственных работников, дипломатов, сотрудников зарубежных торговых представительств. Имущественное и социальное неравенство не признавалось еще на официальном уровне, но уже активно пускало свои корни, разрушая гранитный монолит страны победившего социализма. Выражалось оно не столько в доходах (за этим пока еще строго следили), а в доступности к источникам блага, выраженного емким понятием «дефицит». В нашей школе не практиковались ограничения, которые сейчас по заграничному называют дресс-кодом. Ученики приходили на занятия затянутыми в недоступную для многих «джинсу» и хорошо отличали это вид одежды от того, что советские люди называли тогда «техасы». На переменах обсуждали последние пластинки рок-групп, просмотренные на домашних видеомагнитофонах голливудские фильмы. Те же, к ому не посчастливилось с возможностями родителей. попадали в разряд париев.
Мне — испытавшему на своей шкуре куда более жесткое неравенство, вроде бы и нечего было волноваться. Но странная вещь человеческая психика. Находясь в определенной среде, ты поневоле приспосабливаешься под ее нравы. Живя среди папуасов, начинаешь ценить удачный бросок копья и красоту ожерелья из ракушек. Среди средневековых феодалов, наверное, проникнешься культом поклонения прекрасной даме и кодексом рыцарской чести. Так вот и я — человек уже многое повидавший на своем веку, поневоле испытывал комплекс неполноценности среди хвастающих благосостоянием родителей подростков. А отношения с товарищами из старой школы довольно быстро прекратились. Из-за угрозы дворовой вендетты, я еще опасался по вечерам гулять по микрорайону. Да и времени на это не было. Приезжая домой далеко за полдень, я вынужден был сразу садиться за уроки. Так что, единственной ниточкой из старой жизни остался Колька Салохин. По странному курьезу судьбы именно с этим одиозным типом мне дольше всего удавалось поддерживать приятельские отношения.
Другим отрицательным фактором была катастрофическая нехватка в моей новой школе симпатичных девушек. Основной причиной, скорее всего, был физико-математический уклон. Напрасно старался я убедить себя, что не за этим сюда пришел. Естество брало вверх и обе моих внутренних сущности страдали из-за дефицита общения с прекрасным полом. Единственным ярким пятном в нашем «мужском монастыре» оказалась прекрасная Марго. Не один я заглядывался на эту молодую «училку». На переменах в наших «мужских разговорах» Марго часто обсуждали и даже позволяли по ее поводу сальности. Но это все была подростковая бравада. Я же действительно видел в ней женщину, с которой можно завязать отношения. И однажды такой случай представился.
На занятиях Маргарита Евгеньевна часто появлялась в новых нарядах. Они, конечно, были не столь откровенны, как ее летний сарафанчик на вступительных тестах (для учителей дресс-код все-таки существовал), однако всякий раз нашей прекрасной физичке удавалось срывать свою порцию восхищенных взглядов. И я чувствовал, что она ценит это мужское внимание и даже позволяет себе провокации с некоторой долей высокомерного кокетства. Потом, я стал замечать, что она хоть и неявно выделяет меня среди остальных. Наверное, почувствовала в моем взгляде нечто более взрослое. Правда, часто это выражалось в мелком женском садизме. Вызывая меня к доске, Марго с удовольствием фиксировала ошибки и давала волю своему острому язычку. Иногда мне удачно удавалось парировать ее нападки. И я видел, как это озадачивает нашу физичку и повышает интерес к моей особе.
В тот день, когда мы перешагнули грань между учительницей и учеником, физика стояла в расписании последним уроком. Марго явилась в облегающем сером платье. Оно застегивалось со спины молнией, идущей от шеи до самого основания талии. Замочек был чуть приспущен, и это сразу порождало мальчишеское желание дернуть и расстегнуть дальше. Об этом мне еще в начале урока прошептал сосед по парте. Марго, как раз в тот момент, проходила мимо нас. Наверное, она что-то услышала и резко обернулась. Мы встретились взглядами, и на этот раз ей пришлось опустить глаза раньше меня.
В конце урока я был назначен дежурным. В мои нехитрые обязанности входило протереть доску, парты и навести порядок в каморке, где хранились физические приборы. Марго осталась в классе, проверять контрольные. Она увлеченно чиркала в наших тетрадях и, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Потом, попросила разобрать стоявшую в каморке электрическую установку для школьных опытов. Агрегат был не особенно сложным, но умение демонтировать механические конструкции никогда не входило в перечень моих сильных качеств. Я все еще раздумывал над тем, что отвинтить в первую очередь, когда вдруг почувствовал аромат ее духов.
— Вот мужчины пошли, ничего руками делать не могут! — иронично посетовала, наклоняясь ко мне, Марго. Она начала помогать, подвинулась еще ближе, и я ощутил на своем плече прикосновение упругой груди, затянутой в узкую полосу заграничного бюстгальтера. В следующее мгновение мы уже страстно обнимались.
— Закрой дверь, — шепотом велела Марго.
Ключ видимо заранее был вставлен в замочную скважину каморки. Выполнив приказ, я увидел, что она стоит, повернувшись ко мне спиной, и пальцы с длинными накрашенными ногтями медленно опускают вниз замок платья.
— Может быть, поможешь? — поинтересовалась Марго, не поворачивая ко мне головы…
В тот день, не смотря на длительный перерыв и походную обстановку, я проявил себя очень даже не плохо. Правда, всерьез меня по-прежнему не воспринимали.
— Уроки к следующему занятию не забудь выучить! — иронично напутствовала на прощание, моя новоиспеченная любовница.
Глава 8
На круги своя
Откровенный эпизод вызвал у редактора усмешку:
«Это господин N выплескивает так свои застарелые эротические фантазии! Наверное, в школе заглядывался на молоденькую училку».
Тут же Денис вспомнил «англичанку» уже из своего подросткового прошлого. Она тоже чем-то походила на прекрасную Марго. И разговорчики среди старшеклассников велись похожие. Один юноша-переросток даже хвастался, намекая на интимную близость. Скорее всего, этот подрастающий Дон Жуан пережил в своих мечтах нечто подобное:
«Хотя, кто его знает. В мечтах ли? Всякое в жизни случается!»
Но в дальнейшем, темы близости с учительницей автор почти не касался. Все помыслы героя теперь были сосредоточены на главной цели:
…Время неумолимо двигалось к концу учебного года. Я снова чувствовал нарастающее волнение, временами переходившее в панику. Просыпаясь по ночам, подолгу смотрел в потолок, и в эти тоскливые часы начинало казаться, что все мои усилия тщетны.
«Хорошо, если эта моя вторая жизнь пойдет, хотя бы, по старому сценарию. А то ведь, все может сложиться гораздо хуже!»