Я лежал с открытыми глазами. „Счастье никогда не бывает чрезмерным, человеку всегда чего-то не хватает”, – этой премудрости учил я своего робота. Но он не понимал. Понятие „счастье” было для него гораздо туманнее, чем теория относительности. Какими единицами измеряется счастье?
Я жадно взглянул на карточку, прислоненную к корешку книги, и прислушался: дверь, ведущая в комнату матери словно бы скрипнула. Я ясно различил шаги босых ног, я не успел сказать своему сердцу: „Успокойся!”, как Снежана появилась в проеме двери. Сердце мое бешено запрыгало, она вошла так стремительно, что мне не удалось шепнуть своему шальному сердцу волшебное слово: „Успокойся”. От моих глаз не укрылось – да будет благословен навеки свет уличного фонаря!, что на ней ничего нет, кроме белой комбинашки, доходившей до середины бедер. Вероятно, от смущения она прижала руки к груди, присела и тут же очутилась рядом.
Я крепко, до боли прижал ее к своей груди, наши губы после долгого и томительного ожидания снова слились. Это было счастье, которому предстояло расцвесть, так же пышно, как расцветают алые розы. Я верил, что это будет, и боялся, что демон зла, позавидовав нам, безвременно погубит этот цветок.
И тут произошло следующее. После пламенных поцелуев (Лизе за ней не угнаться!), Снежана вдруг уперлась локтями мне в грудь и легонько отстранилась.
– Все. Этого достаточно, чтобы мы стали супружеской четой – сказала она, задыхаясь. И с мольбой в голосе добавила: – Пусть это и будет наша свадебная ночь!
Я ничего не сказал, я оторопел. Что может сказать мужчина любимой женщине, когда та вырывается из его объятий в постели?
Снежана погладила меня по лицу. Наверное, ей хотелось растопить холод, который меня сковал.
– Как ты не понимаешь, обидчивый мальчик, что „Та, которая грядет”, не должна принадлежать никому!
– Даже в брачную ночь?
– Даже в брачную ночь!
– Странно! – воскликнул я. – Тебе не кажется, что это очень странно?
Она не ответила. Все, что она хотела сказать мне, уже было сказано.
Мы помолчали.
– Удивительно! – нарушил молчание я. – Если твои слова понимать буквально, то выходит, что ты еще целомудренна? Что, разве я не прав?
– О, нет! – Снежана рассмеялась неожиданно весело. – В Стране Алой розы у меня была большая любовь!
– Значит, настоящая брачная ночь уже позади?
– Тогда я еще не была „Той, которая грядет”, – тихо ответила Снежана.
Этот переход от безудержной веселости к задумчивости с налетом печали, прозвучавшей в словах „тогда я еще не была”, был головокружительным, он напоминал прыжок из солнечного августовского дня в ноябрьский туман.
„Какой же ты идиот! – выругал я себя. – Кто дал право копаться в ее интимной жизни! Тебе мало счастья знать, что она рядом и ты можешь ее обнимать и целовать!”
Наверное, этого было мало, потому что я продолжал дуться и молчать.
Тогда заговорила моя гостья, я думаю, она сделала это для того, чтобы нарушить тягостную тишину.
– Хочешь, я снова увезу тебя в Страну Алой розы? – ласково спросила она, обняв меня за шею.
Мне хотелось крикнуть ей: „Отправляйся-ка ты сама к этой своей Алой розе! Может, там опять встретишь большую любовь!” – Но я сдержался, и это был самый умный поступок в моей жизни. Стоило мне ляпнуть эти глупые слона, как от нашей близости не осталось бы и следа. Я все-таки продолжал дуться на нее и потому сказал:
– Чего я не видел в этой твоей хваленой Стране Алой роил? Не понимаю, зачем нужно все время напоминать о ней?
Я почувствовал, как рука Снежаны, лежавшая на моих плечах, дрогнула, словно по ней пробежал электрический ток.
– Господи! – воскликнула она с каким-то испугом в голосе. – Ты ли это говоришь?
Я пожалел, что произнес эти слова.
– Знаешь, что, – сказал я миролюбивым тоном, – если мне удастся решить задачу, над которой я сейчас бьюсь, то я создам такие машины, какие и не снились жителям твоей Страны Алой розы! Мы обгоним ее на целый век.
– О! – воскликнула Снежана. Она снова прижалась ко мне и поцеловала так же горячо, как и раньше. – Наверное, ты говоришь о машинах, похожих на твоего говорящего робота?
– Они будут совершеннее! – ответил я.
– Я знала, что ты преследуешь большую цель и работаешь над чем-то важным, – ласково сказала Снежана. Она еще крепче прижалась ко мне, поцеловала меня в губы, но поцелуй ее был какой-то слишком спокойный, страсть сменилась другим чувством. – Когда ты будешь заниматься своим делом, думай о том, что я, невидимая, стою рядом!
Это были удивительные слова, но поскольку в жилах моих в те минуты струилась пылающая лава, я не задумался над их смыслом, они пролетели мимо моих ушей. Я понял только одно: она говорит о моей работе, – и потому поднес ее руку к своим губам и благоговейно поцеловал.
Часы бактериологической лаборатории пробили час.
– Мне нужно идти, – тихо промолвила Снежана.
– Почему ты не хочешь остаться? – спросил я. – Ведь мы теперь муж и жена!
– „Та, которая грядет”, нигде не задерживается подолгу!
Не сердись на меня.
– Как хочешь! сказал я.
– Когда тебе будет тяжело, когда не будет спориться работа или же ты захочешь побывать в Стране Алой розы, позови меня – я сразу приду!
– Легко сказать – „позови меня”! А где тебя искать?
– Искать не надо. Я приду сама.
– А как ты узнаешь, что я тебя зову?
– Очень просто – я почувствую. Догадаюсь, что ты меня зовешь, и приду!
– Телепатия?
– Не имеет значения!
Она прижала мою голову к своей груди, поцеловала меня в лоб, и я стал медленно погружаться в призрачный, голубовато-зеленый туман.
На этом кончилась моя свадебная ночь.
Утром я нашел в столовой саквояжик Лизы. Он стоял посередине большого стола. Я бросился к двери – она была не заперта. В тот же вечер я отправился в „Сирену” и спросил Лизу, какими судьбами ее саквояж очутился в моей столовой.
– Ты меня позвал, и я пришла! – сказала она. От ее липа веяло холодом, глаза смотрели с обидой. – Дверь была открыта – как всегда, когда ты меня ждешь, – но у тебя, вероятно, кто-то был, ты с кем-то разговаривал.
Я озадаченно крякнул и пожал плечами.
– Раз ты знал, что я приду, зачем пригласил гостей?
– Так уж получилось, извини!
– Целый месяц не буду разговаривать с тобой!
– Не смотри на меня два месяца, чтобы я как следует прочувствовал свою вину, – посоветовал я и невесело рассмеялся.
А теперь опять давайте вернемся к утренним часам.
Я вышел из дома в удивительно бодром настроении. У меня было такое чувство, что в жизни моей произошло какое-то важное событие, что с этого дня мои дела сдвинутся с места и я пойду вперед семимильными шагами. В карманах было хоть шаром покати, я прихватил золотую ручку, которую мне подарили в институте математики в день защиты кандидатской диссертации, и направился на улицу Царя Бориса в комиссионный магазин. Мне было жаль продавать эту ручку но я должен был на что-то жить до получения гонорара за статью об „искусственном мозге”. Впрочем, настроение у меня было такое радужное, что я сожалел об утрате ручки не больше, чем о потерянной конфете. Да, хорошее настроение – великая вещь! Говорят, человек в хорошем настроении может перейти реку, глубина которой вдвое превышает его рост, и не утонуть. В жизни все относительно.
Я прошел мимо особняка, где жил ответственный товарищ, и не без удивления отметил про себя, что подвальные окошки наглухо закрыты и заклеены новыми чистыми газетами.
От неожиданности я остановился и в эту минуту ко мне подошел известный читателю человек в серой шляпе. Оказалось, что ответственный товарищ дал ему задание „любой ценой” доставить меня к нему. „Я как раз собирался зайти к вам домой” – пробормотала „серая шляпа”.
– А если я откажусь? Может, быть мне некогда. Я сказал, потому что мне было весело.
– Я бы не советовал, – глухо сказал посыльный. Он помолчал, вероятно, ожидая, что я скажу, но видно, терпение его иссякло, и он, кивнув головой в сторону стоявшей у подъезда „Волги”, сказал: – Садитесь в машину, и я за десять минут отвезу вас к шефу. Поехали?
– А потом свезете меня в комиссионный магазин на улицу Царя Бориса. Идет?