Вот! Прошение Кибальчича на имя начальника академии Быкова о восстановлении в студентах. И что же Быков? Немедленно — а как же? — запрос в Третье отделение: "Бывший студент Медико-хирургической академии Николай Кибальчич обратился ко мне с просьбой о принятии его вновь в число студентов… Имею честь покорнейше просить Третье отделение почтить меня уведомлением — нет ли препятствий к удовлетворению просьбы означенного лица". Резолюция Мезенцева: "Едва ли удобно разрешить?"
Колебался, что ли? Почему резолюция в вопросительной форме? Перестраховка? Зато следующая резолюция на запросе Быкова второго лица, секретаря Мезенцева, человека решительного: "Отвечать отрицательно".
И вот готов официальный ответ за подписью третьего лица, чинуши-исполнителя: "Господин главный начальник Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии признает со своей стороны необходимым отклонить ходатайство сына священника Николая Кибальчича о принятии его снова в число студентов Медико-хирургической академии".
Ах, тупицы! Безмозглые, озлобленные и трусливые тупицы!
Вот и второе прошение Кибальчича о восстановлении в академии. Все по проторенной дорожке: запрос Быкова в Третье отделение, оттуда, судя по датам, быстрый категорический ответ: "Отказать согласно резолюции генерал-адъютанта Мезенцева".
Владимир Николаевич быстро ходил по своему кабинету. В окна уже заглядывало утреннее солнце.
"Если бы, господа, вы восстановили Кибальчича в академии, сегодня он и другие не оказались на скамье подсудимых, возможно, был бы жив ваш обожаемый монарх, а мне не пришлось бы защищать Николая Кибальчича. Судить же, господа, надо вас! Да, милостивые государи, — вас!"
Но еще не все знал адвокат Герард о своем подзащитном…
Второе их свидание двадцать четвертого марта состоялось рано утром, в семь часов тридцать минут, — так было назначено подполковником Никольским.
— Вот! — Не поздоровавшись, Кибальчич протянул Герарду несколько листов исписанной бумаги. — Мой проект. Спасибо, Владимир Николаевич, что договорились с начальством о бумаге. Без вашей помощи… Берите, берите! — Герард взял листы и прочитал заголовок, подчеркнутый жирной чертой: "Проект воздухоплавательного прибора". — И у меня к вам, Владимир Николаевич, вторая настоятельная просьба. — Щеки Кибальчича пылали, под глазами означились тени, резче проступали морщины на лбу. — Последняя просьба. Мой проект нужно немедленно передать экспертам-специалистам. Очевидно, необходимо создать комиссию, Владимир Николаевич! Это надо сделать сегодня, завтра… Это очень важно. Для меня. — Николай Кибальчич помедлил. — И для человечества.
— Я исполню все, что от меня требуется, Николай Иванович. — Однако в то мгновение адвокат Герард не понимал своего подзащитного. Послезавтра начинается суд, а он… проект!
— Я должен знать мнение специалистов, — сказал Кибальчич, — до исполнения приговора над нами.
Его голос звучал спокойно. Однако по спине Герарда пробежал холодок. Чего-то он не мог постичь во всем происходящем. "Проект! При чем тут!.. Когда нужно делать все возможное, чтобы спасти жизнь!"
— Однако, Николай Иванович, давайте вернемся к делу.
— Теперь я весь в вашем распоряжении. — И Кибальчич легко, радостно улыбнулся. — Располагайтесь, Владимир Николаевич, поудобней.
Герард сел на кровать.
— Я возвращаюсь к вчерашнему вопросу. Борьба с правительством посредством тактики террора… Когда вы пришли к этому?
Окончательно я уяснил для себя, что террор — единственное средство борьбы с самодержавием, весной 1878 года. Я был доставлен для суда из Киева в Питер, в дом предварительного заключения. Кстати, как сообщил полковник Никольский, меня и, очевидно, всех моих товарищей по процессу сегодня переводят в этот знаменитый дом…
— Каким образом уяснили? — перебил Герард. — Можно поточнее?
— Каким образом? Я… Не только я, мы все еще с семьдесят пятого года поняли: власть, Александр Второй не пойдут ни на какие демократические уступки, не допустят мирной пропаганды наших идей среди народа. Преследования и аресты начались сразу. Моя судьба — вам пример….
— Но ведь в своей агитации вы призывали к насильственной борьбе, к революции!
— Да. И практика показала: крестьянство не готово пойти за нами. Вот вам, Владимир Николаевич, две причины, приведшие нас к террору: ответ на репрессии правительства и стремление малой кровью, убийством царя и крупнейших сатрапов империи, разбудить народ для достижения конечной цели.