Двадцатого марта его перевели в эту тюрьму, при департаменте полиции. Допросы продолжались. Вчера, двадцать первого, перекрестный допрос вели Добржинский и Никольский, с перерывом на обед в продолжение десяти часов… Увы, все эти дни и ночи Николай Кибальчич не принадлежал себе…
И вот — наконец-то! — его, кажется, оставили в покое.
Кибальчич размеренно ходил по камере из угла в угол.
Открылась дверь, вошел охранник в черной угнетающей форме, положил на стол два листа дешевой бумаги, поставил чернильницу, прислонил к ней ручку.
— Мне понадобится много бумаги! — волнуясь, сказал Кибальчич.
— Больше не положено.
Так! Ладно, пусть два листа. Тратить экономно… Пора! Пора!
И как бы горн протрубил в камере тюрьмы департамента полиции, где содержался Николай Кибальчич, инженер "Народной воли", "главный террорист", по утверждению петербургских газет. Торжественно зазвучала величественная музыка — Бетховен, Девятая симфония? — и разъялись тюремные своды, открылось бездонное небо в мириадах звезд, и дуга Млечного Пути одним своим концом упала к подножию стола, за которым сидел Кибальчич.
Он быстро писал бисерными буквами, строка к строке, зачеркивал. Возникали на листе бумаги формулы, крохотные чертежи, столбцы цифр. И многое тоже зачеркивалось. Он быстро ходил по мировому пространству, прислушиваясь к величественным раскатам музыки, вглядываясь в беспредельность звездного неба. Опять садился к столу, повисшему во Вселенной, писал, зачеркивал, спорил с собой и силой земного тяготения, весь был во власти озарения, прозрения: истина открывалась ему. Время получило иной отсчет. Или остановилось? И вообще — что такое время? Оно движется? Нет, время — вечность, оно стоит на месте, это мы проходим через него…
Между тем, оказывается, минули земные сутки, пошли вторые.
…Когда же сверкнула ему эта идея? Эта захватывающая, невероятная идея?
Новгород-Северский, последний, седьмой класс гимназии. Любимое развлечение — пускать с деснянской кручи ракеты. Вовлечены в их изготовление Мика Сильчевский и Саша Михайлов. Ракеты становятся все больше по размеру, длина их полета увеличивается. И однажды — была ранняя весна, — наблюдая за летящей ракетой, которая тянула длинный хвост над многоводной Десной в рваных пятнах льда, он вдруг замер от этой мысли: "Она может, может поднять в небо человека! Только надо… Что? Чтобы ракета летела вверх и вверх, ей необходимо все время придавать ускорение. Еще что? Нужна сила, могучая сила какой-то энергии, способной поднимать все выше и выше и саму ракету, и человека".
В тот весенний вечер он ничего не сказал друзьям. Слишком фантастической, несбыточной, невероятной казалась и ему эта открывающаяся перед человечеством возможность. Но, возникнув, эта мысль, эта идея уже не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Коля Кибальчич не мог все время носить ее в себе: она мучила его, терзала, разрывала на части и в памятный вечер перед отъездом в Петербург прорвалась:
Вот т-так ракета к-когда-нибудь поднимет ч-чело-века в небо. — Три друга смотрели на ракету, пересекающую пространство над Десной, которую запустил Коля в честь расставания с родными пенатами. — А может быть, и к д-другим мирам!..
…В Институте инженеров путей сообщения, увлеченный новой жизнью, захваченный политическими страстями, бушевавшими в студенческой среде, постигая последние достижения науки в области различных систем двигателей, Николай Кибальчич не расставался с идеей полета человека на ракете, однако понимал: не здесь надо искать ту энергию, которая необходима. Для его замысла ни сила пара, ни электродвигатели непригодны.
Как это ни парадоксально, приближение к решению проблемы возникло в его сознании, когда он встал на путь революционной борьбы с самодержавием, превратился в "инженера" "Народной воли". Изготовление кустарным способом динамита, мин, метательных снарядов, их испытание… Энергия взрывчатых веществ, сила огня при взрыве… Что, если его растянуть, придать ему растяженность?..
У Николая Кибальчича не было времени на обдумывание этой вдруг возникшей ошеломляющей идеи. Не было ни дня, ни часа, ни мгновения, начиная с осени 1879 года, когда через Александра Квятковского он предложил свои услуги "Народной воле", и до ареста семнадцатого марта 1881 года, вернее, до двадцать второго марта. Все его время без остатка принадлежало партии и исходу ее смертного поединка с Александром Вторым.