— Я приглашаю вас касаться только вашей защиты, — перебил сенатор Фукс.
Первоприсутствующий, ведя процесс, чувствовал особое напряжение, когда слово предоставлялось Кибальчичу.
— Господин прокурор говорил, — продолжал между тем Николай Кибальчич, снова спокойно и, казалось, бесстрастно, — что весьма важно выяснение нравственной личности подсудимого. Я полагаю, что то, что я говорю, относится к характеристике моей нравственной и умственной личности, если я заявляю свое мнение об известных существенных вопросах, которые теперь волнуют всю Россию. — Адвокат Герард видел, с какой гордостью и любовью смотрят на Кибальчича Софья Перовская и Андрей Желябов. — Еще я имею сказать следующее: господин прокурор так определяет причину революционного движения: произошли реформы, все элементы были передвинуты, в обществе образовался негодный осадок, этому осадку нечего было делать, и, чтобы приобрести дело, этот осадок изобрел револю-цпю. Вот отношение господина прокурора к этому вопросу. Выход из создавшегося положения господин прокурор видит один: не давать никаких послаблений, карать и карать. Я глубоко убежден: на этом пути правительство не придет к желанному результату. — В зале кто-то испуганно ахнул. — Теперь, уже по частному вопросу, я имею сделать заявление насчет одной вещи, о которой уже говорил мой защитник. Я написал проект воздухоплавательного аппарата. Я полагаю, что. этот аппарат вполне осуществим. Я представил подробное изложение этого проекта с рисунком и вычислениями. Может случиться так, что я не буду иметь возможности выслушать взгляда экспертов на этот проект и вообще не буду иметь возможности следить за его судьбой… — "Сегодня же, сейчас, — казня себя за промедление и невнимательность, думал Герард, — я займусь этим. Прослежу, сам пойду…" — Вполне допустима такая случайность, что кто-нибудь воспользуется этим моим проектом. И поэтому теперь я публично заявляю: проект мой и эскиз его, составленный мною, я передал господину Герарду с просьбой через него ознакомить с проектом компетентных ученых-экспертов — Николай Кибальчич помедлил и вдруг воскликнул громко и страстно: — Совесть моя перед Россией чиста!..
…Приговор был объявлен тридцатого марта в четыре часа дня.
Все шестеро подсудимых приговаривались к смертной казни через повешение.
Тридцать первого марта в пять часов дня истекал суточный срок, данный на обжалование приговора. Ни один из осужденных кассационной жалобы не подал. Рысаков и Тимофей Михайлов подали на имя Александра Третьего прошения о помиловании, которые были оставлены без последствий. Геся Гельфман написала заявление о своей беременности, и после медицинского освидетельствования казнь ее была отсрочена до рождения ребенка. Через несколько месяцев она погибла в тюрьме, лишенная медицинской помощи при родах…
Двадцать девятого марта, то есть до оглашения приговора, который как бы заживо вычеркивал осужденных из общества, Кибальчич получил записку от Герарда (ее передал стражник, приносящий еду): "Н. И.! Ваш проект генералом Комаровым передан в департамент полиции министерства внутренних дел. Я был там, и мне указали, что о проекте доложено министру Лорис-Меликову[5], который распорядился создать технический совет для рассмотрения Вашего изобретения. Это все, что я смог. Прощайте! В. И. Записку уничтожьте!"
Он ждал.
Вечером тридцатого марта после оглашения приговора в камере появились офицер и солдат. На любые вопросы они не отвечали. Через десять часов произошла смена: офицер и солдат.
"Понятно, они в наших камерах, камерах смертников, будут дежурить все время, до казни".
И таяла надежда…
На следующий день, тридцать первого марта, Кибальчич не выдержал — написал прошение:
"Министру внутренних дел графу Лорис-Меликову.
По распоряжению Вашего сиятельства мой "Проект воздухоплавательного аппарата" передан на рассмотрение технического комитета. Не можете ли, Ваше сиятельство, сделать распоряжение о дозволении мне иметь свидание с кем-либо из членов комитета по поводу этого проекта не позже завтрашнего утра или, по крайней мере, получить письменный ответ экспертизы, рассматривавшей мой проект, тоже не позже завтрашнего дня. Прошу еще, Ваше сиятельство, дозволить мне предсмертное свидание со всеми моими товарищами по процессу или, по крайней мере, с Желябовым и Перовской.
5
6 августа 1880 года Верховную распорядительную комиссию упразднили, а 15 ноября граф Лорис-Меликов был утвержден министром внутренних дел.