— У нас есть цель? — перебил Желябов.
— Есть.
— Она — во имя людей и нравственности?
— Да.
— У нас есть сейчас путь к этой цели иной, кроме террора?
Кибальчич ответил не сразу.
— Наверное, есть, только мы его не знаем.
— Иного пути нет! — уже кричал Желябов. — Нет, Николай! Все, что мы пытались делать мирными средствами, кончилось крахом!
— Да, это так, — тихо, ровно сказал Кибальчич. Помедлил, спросил: — Будем готовиться к новому покушению?
Желябов облегченно вздохнул.
— Будем. Будем готовиться впрок. Сейчас надо выждать. Царь, естественно, смертельно напуган. Общество кипит. На биржах Европы падают русские акции. Наши либералы ждут от правительства, как теперь говорят, шагов. Я не верю ни одному слову обещаний, которые рождаются в Зимнем, в сенате или в Государственном совете. Но надо выждать. И восходит на правительственном небосклоне новая звезда — Лорис-Меликов.
— Кто таков? — быстро спросил Кибальчич.
— Бывший харьковский губернатор. Сейчас приближен и обласкан Александром, возглавил недавно созданную Верховную распорядительную комиссию по охране государственного порядка и общественного спокойствия. Второе лицо в государстве. От него тоже ждут шагов. Что же, подождем и мы… Пока эти шаги вызовут неизбежное разочарование. И нужно опять готовиться, Коля. На тебя все наши надежды. Ты инженер «Народной воли», ты наша главная ценность. Необходимо безотказно точное оружие.
— Именно так! — Кибальчич поднялся, подошел к столу, взял с него лист бумаги. Вернулся, опять сел рядом с Желябовым. — После взрыва в Зимнем я об этом все время думаю… Не должно быть невинных жертв… Не должно, Андрей! Во всяком случае, мы обязаны сделать для этого все возможное! Иначе я не могу, пойми! — И опять Желябов увидел страдание в глазах Кибальчича. — Вот, посмотри… — Он положил на колени лист бумаги со сложным чертежом. Сбоку были видны торопливо, но четко написанные формулы и расчеты. — Новое оружие, которое я предлагаю в следующий раз употребить в дело. Насколько я осведомлен… В библиотеках Порохового завода и Артиллерийской пиротехнической школы…
— Ты ходишь в эти библиотеки сам? — перебил Желябов.
— Кто меня туда пустит? — усмехнулся Николай. — Книги приносит Саша Филиппов, он же работает на Охтинском заводе. Так вот… Я перечитал все, что есть в наличии по сему вопросу. Похоже, подобная штука, — Кибальчич ткнул карандашом в чертежи, — еще никем не применялась, ни одной армией. Это схема метательного снаряда, бомбы, если угодно. То есть цель можно поразить на расстоянии. Пока снаряд существует на бумаге и здесь. — Он стукнул себя пальцем по лбу. — Сейчас я тебе объясню…
…Через час Желябов в крайнем возбуждении ходил по комнате.
Метательный снаряд! Это почти верный успех! Важно одно: тот, кто выйдет на деспота с бомбой, должен не промахнуться. Как выстрел в упор — наверняка. Это верное и точное оружие. И если сегодня такое оружие существует на чертежах Кибальчича, завтра оно будет у партии. Коля сделает. Какой удивительный мозг!
Вошла Лилочка с самоваром, хотела поставить его на письменный стол, но Кибальчич остановил:
— Я же вас просил! — сказал он. — К столу не прикасаться.
— Простите! — Лилочка вспыхнула.
Самовар устроили на стуле, на другой стул Лилочка принесла поднос с чашками, чайником, тарелками, на которых лежали сыр, хлеб, колбаса. На блюдце был тонкими кружками нарезанный лимон.
«Коля любит чай с лимоном», — подумал Андрей Желябов, и опять приступ острой любви к товарищу захватил его.
Пили чай, а Андрей вдруг стал думать о том, как в последнее время очерствела, ожесточилась его душа: подготовка покушений, конспирация, тайные явки, поиски новых надежных людей для борьбы, состояние вечного поединка с полицией. Недавно на Петербургской стороне у дверей трактира, где должен был встретиться с Халтуриным, он увидел жандарма и поймал себя на мысли о том, что рука уже сжимает рукоятку пистолета в кармане, и, если сейчас жандарм остановит его, он будет стрелять.
Теперь, отпивая из чашки душистый чай, он думал, что у того толстого пожилого жандарма наверняка есть семья, дети… Только встречи с двумя людьми как бы возвращали его в круг естественных человеческих отношений, заставляли сильнее биться сердце не от ненависти, а от любви и нежности. Этими людьми были Софья Перовская и Николай Кибальчич.
Он ясно увидел Соню, какой оставил ее сегодня утром. Она еще спала, и он тихо одевался рядом, глядя на ее порозовевшее во сне лицо, на слабую детскую шею. Возле уха пульсировала синяя жилка, светлые волосы разметались по подушке, рот был полуоткрыт…