Выбрать главу

В заключение остаётся прибавить, что я лично крайне сожалею, что я не студент провинциального университета и не удостоился слышать сам упомянутого сановника.

Но, однако, как ни неловок выходит переход, надо обратиться к нашей частной жизни. Живём ладно. Бога боимся. Царя чтим и предержащим властям повинуемся. Стараемся поменьше думать и говорить, а больше слушать (старших, разумеется)».

Ишь ты, совсем ещё щенок, а написал так, словно знал, что в цензуре читать будут. Но навару с этого только и всего: «щенок злой» и «с двойным дном». Вон и профессора ему характеристики строчат, в пример ставят и «трудолюбие», и «усердие», и «усидчивость». Если им верить, то юнец — кладезь знаний. Сам ректор заверяет в благонадёжности. Ну как же, как же, этот студентик возмущён тем, что в «Техноложке» творится. Забастовки, митинги в аудиториях «распущенного» учебного заведения. Рассадник крамолы и безначалия... Знакомый приёмчик...

Провёл вас юнец, господа профессора. Вон филёры доносят — видели Красина на сходке забастовщиков. Аплодирует ораторам. Не уткнулся он в чертежи, как заверяют наставники. Не отгородился от крамолы листом ватмана. И вот ведь оказия — изволь решать психологические ребусы: юнец из беднейшей чиновничьей семьи, диплом для него счастье... А он!

Разве он походит на тех, кто рвётся к диплому? К обеспеченному солидному существованию? Ныне инженер в России — это глава предприятия, рудника, завода, фабрики, начальник крупного цеха, владелец конторы, строитель заводов, железных дорог, электростанций, член правления промышленных объединений — после хозяев, промышленников, банкиров — первое лицо, самый уважаемый и богатый человек. Не чета бедствующим интеллигентам — учителям там всяким, земским врачам, музыкантам, те просто пролетарии с высшим образованием.

Этот зря тратит время. Ему на роду написано не строить, а разрушать. Ещё «желторотый», а уже коготки видны...

Нет, не откажешь, умён, наблюдателен и, если судить по письмам, боже сохрани, никакой он не революционер. В тайных политических кружках не состоит, Зимний дворец взрывать не собирается, да и о свержении самодержавия не помышляет. Он только наблюдатель, исследователь, его волнуют закономерности современного общества. Знаем мы этих исследователей!

Не в первый раз приходилось жандарму прослеживать, как от Джона Стюарта Милля, от его «Политической экономии» такие вот «ищущие» добирались до Маркса. И этот добрался.

Ещё долго просидит жандарм за письмами молодого Красина. Много ему придётся просмотреть доносов, наветов, чтобы проследить путь, который проделал юноша от восторженного удивления к негодованию, от пассивного протеста к переходу в лагерь «ниспровергателей» и «бунтовщиков». Зачем ему подсунули это дело? И ещё ограничили срок следствия четырьмя неделями. Здесь работы не менее чем на год. Красин — это фигура серьёзная. Здесь пахнет петлёй. Но для этого нужно время, вдохновение. Пока лишь имеются материалы от агентов охранного отделения. А улик, которые можно было бы предъявить суду, нет... Вот тебе и четыре недели! Жандарм сердится.

Дверь камеры открылась внезапно, и тюремщики ворвались в неё так стремительно, будто секунда промедления унесла бы заключённого.

— Арестованный, на свидание...

Повторного приглашения Красин не ждал. Эти свидания в тюрьме в присутствии жандармов. Да чёрт с ними!

...Мать! Она приехала в Выборг! Добилась встречи. Но как осунулась, как печальна. Она даже не пытается улыбнуться.

Антонина Григорьевна успела в объятиях шепнуть немногое. Леониду готовят побег. Неутомимый Игнатьев разрабатывает план.

В следующий раз передаст подробности. О себе ничего. Дети здоровы. Он должен быть молодцом.

Свидание — мгновение. И снова камера. Мерные шаги часовых в коридоре, и эта надоевшая каменная стена под окном. Она стала как будто выше.

После неудачи в Териоках Игнатьев возвратился в Куоккалу к Антонине Григорьевне. Ничем порадовать её не мог.

Освободить Красина из Выборгской тюрьмы будет значительно труднее, чем из полицейского участка Териок. Но Александр Михайлович Игнатьев считал, что его возможности далеко ещё не исчерпаны. И прежде всего помощник начальника тюрьмы. Он недавно с ним познакомился.

Хотя особого доверия этот необычайно словоохотливый и такой готовый к «услугам» тюремщик не внушает. Игнатьева насторожило предложение о конфиденциальной встрече. Свидание помощник назначил среди скал под Выборгом. Романтично! И это в такой морозище, метель? Кто его знает, может быть, прискучил тюремному стражу постный быт мест заключений, вот он и разыгрывает из себя этакого «карбонария», встречающегося со страшным «террористом» среди скал и льдов.