Старик замолчал.
Красин поднялся. Ему пора было в посольство. И он не знал, увидится ли ещё когда-нибудь с этим человеком. Но почему-то сегодня у него появилась уверенность — наследие Пушкина вернётся на родину поэта.
В марте 1925 года парижские газеты сообщили «о смерти господина Онегина». Музей опечатали. Онегин перед кончиной завещал все свои коллекции Пушкинскому дому.
Эррио пал. Как и предполагал Леонид Борисович, новое правительство возглавил Пенлеве, а в Министерстве иностранных дел сел Аристид Бриан.
«Корабль покатился вправо».
18 апреля. Красин, закончив приём сотрудников, собирался зайти домой, выпить чашку кофе.
Голоса в приёмной возвестили, что кто-то желает видеть посла. Дверь открылась, и секретарь растерянно произнёс:
— Бриан!
Не «министр», не «мёсьё», не «господин», а просто: Бриан!
В кабинет неторопливо вошёл слегка сгорбившийся, поседевший брюнет. Усы, когда-то в молодости пушистые, теперь обвисли, опустились к подбородку. В зубах дымилась сигарета.
Не говоря ни слова, Бриан схватил Красина за обе руки и принялся их деловито пожимать. Пока длилось рукопожатие — министр иностранных дел был вынужден молчать, иначе сигарета выскочила бы изо рта.
Леонида Борисовича трудно было чем-либо удивить. Но Бриан сумел это сделать. Если бы сторонний наблюдатель увидел эту сцену, то, наверное, умилился бы, так могут встречаться только давние и самые задушевные друзья.
Вспомнились слова Клемансо. Он когда-то очень метко охарактеризовал Бриана как «человека ничего не знающего, но всё понимающего».
После первых слов приветствия Бриан хозяйским взглядом окинул кабинет посла, подошёл к балкону, заглянул в сад. Поинтересовался, не нужно ли чего, как содержится здание, а заодно спросил, как идут дела в торгпредстве.
А потом ласково, проникновенно заговорил о дружбе, недоразумениях и, конечно же, надеждах ликвидировать их в самое ближайшее время. Красин, проводив высокого гостя до парадных дверей, так и не понял — с какой целью был нанесён этот неожиданный визит.
Потом они встречались в Министерстве иностранных дел. Красин плохо верил в «дружбу» льстивого министра, говорил с ним резко и откровенно.
Бриан увёртывался от главного. Обвинял в ведении «красной пропаганды» в ущерб французским интересам. «Не с кем разговаривать» — так резюмировал Леонид Борисович итог предварительных бесед с новым министром иностранных дел.
Не сдвинулась с места столько раз обсуждавшаяся проблема возвращения Советскому Союзу черноморских судов. Сорвались переговоры с банком «Насьональ де Креди» о финансировании франко-советской торговли. А тут ещё приспела выставка.
Поистине, послы должны быть мастерами на все руки. И во всяком случае, профессионально разбираться не только в политике, экономике, но и в вопросах искусства, да и мало ли ещё в чём.
В своё время французское правительство предложило Советскому Союзу принять участие в Парижской международной выставке декоративных искусств и художественной промышленности.
Выставка должна была открыться в мае 1925 года, но готовиться к ней начали буквально с первых дней пребывания Красина в Париже.
До открытия выставки оставалось четыре месяца. За это время там, в Москве, должны составить проект павильона, отобрать экспонаты. А затем всё это нужно переправить в Париж и успеть оформить залы.
Советское правительство поручило всю подготовительную работу Наркомату просвещения. Нарком — Анатолий Васильевич Луначарский — человек слова, он не даст дремать членам Выставочного комитета.
Но Луначарский в то же время и беспокоил Красина. Ведь кто-кто, а Леонид Борисович хорошо знал широкую натуру своего старого товарища и друга. Как бы Луначарский, увлёкшись, не задумал прислать на выставку весь Эрмитаж и Русский музей, экспонаты которых прославили искусство России прошлых столетий. Выставка, по мнению Красина, должна была отразить современное состояние декоративного искусства и художественной промышленности Советского Союза, показать заботу партии и государства о художниках и народных умельцах. Показать, что после всего, вынесенного страной, после неимоверных лишений и тягот, в ней не заглохли таланты, что их растят и пестуют.