Енукидзе уходил довольный.
Через день аврал. Нет, не аврал, а светопреставление какое-то. С наслаждением перетаскивали, ломали, строили. Конюшню перегородили кирпичной стеной. Образовалось совершенно глухое помещение — ни входа, ни выхода, ни окон. И только на крыше решено было сделать «скворешню», иначе летом работать здесь станет невозможно. В открытой, «легальной» половине конюшни, у только что выстроенной стены насыпали до потолка сена. Уложили его так, что на первый взгляд могло показаться — конюшня полна сена и никакой стены нет.
Хоть и мало денег, всё же пришлось истратиться — купить фаэтон и лошадей. Иван Стуруа шутил, что если он когда-нибудь потеряет работу как наборщик, то пойдёт в конюхи.
Сложнее дело обстояло с подземным ходом. Его рыли долго и вывели прямо к комнате, где раньше жили наборщики. Вход устроили в стенной нише, напоминавшей шкаф. Аккуратно вырезали в полу круглое дно, вроде донышка бочки. Установили блоки. Дно бесшумно опускалось, потом так же бесшумно вставало на место. Снизу его для верности подпирали прочные козлы. Донышко плотно-плотно пригнали к полу так, чтобы не было никаких щелей. Потом пол отлакировали.
Чтобы доставить в новую типографию маховик машины, пришлось проломать стену в кухне, потом пролом заделали. А всю стену кухни прокоптили, — не заметишь заплаты. Под машину подложили кирпичный фундамент.
Теперь, для того чтобы отыскать типографию, пришлось бы произвести специальный замер конюшни. А в домике, откуда шёл подземный ход, даже опытный инженерный глаз Красина ничего не мог заметить. Сам бы он ни за что не отыскал входа в помещение. «Нина» заработала вновь.
А в России тогда ширилась, росла волна стачек и забастовок.
На Кавказе и в Закавказье социал-демократические организации объединились в Кавказский союз РСДРП. Кавказский союз твёрдо встал на позиции ленинской «Искры». И в канун II съезда выступил инициатором всеобщей стачки рабочих Кавказа.
Она началась 1 июля 1903 года в Баку, охватила 40 тысяч рабочих. К Баку присоединились пролетарии Тифлиса, Батуми, Чиатур, а затем и весь юг Украины — Николаев, Одесса, Екатеринослав.
Красин и его товарищи на Баиловском мысу всей своей подпольной работой способствовали размаху этих грозных событий. А затворники — типографы, которые также отдавали свой тяжкий труд и здоровье делу революции, знали об этом только по скупым рассказам «Семёна», уходившего в город, в большой мир, встречавшегося с товарищами. Но если пленники «Нины» не принимали активного участия в забастовках и демонстрациях, то, наверное, никто лучше их не знал, какой отклик эти события имели в России и за рубежом. Ведь прежде чем заложить в машину матрицу свежего номера «Искры», брошюру Ленина, листовки — они с жадностью их прочитывали, обсуждали, спорили.
Ушёл 1903 год. Новый, 1904 год принёс войну на Дальнем Востоке. В кровавую схватку вступили царская Россия и Япония. Наборщики только что отпечатали ленинскую статью об этой захватнической, грабительской, несправедливой войне.
«Искра», которую они печатали для всей страны, после ухода Ленина из редакции попала в руки меньшевиков. Бакинский комитет РСДРП был целиком на стороне Ленина, и вместе с комитетом «Нина». Ленин требует созыва нового съезда партии. Ленин собирает вокруг себя единомышленников, чтобы основать новую газету.
А в типографии жизнь течёт размеренно, пунктуально. В половине восьмого — подъём, полчаса на туалет, а в восемь уже стучит машина. В десять — чай. На него отведено пятнадцать минут. Потом до часу дня опять молчаливый, напряжённый труд.
С часу до двух перерыв. Обедают, читают вслух газеты. Кое-кто успевает четверть часа соснуть, ведь впереди ещё шесть часов работы.
И только в восемь вечера, убрав обрезки бумаги, вымыв шрифт, смазав машину, печатники вновь оказываются за столом. Вечерний чай пьют не спеша. А потом в комнату, где раньше стояла машина. Теперь комнату не узнать. Асфальтовый пол сплошь укрыт коврами, в углах две широкие ковровые тахты. Тут волен всяк делать, что ему вздумается. Но только не каждый вечер.
Три раза в неделю — теоретические занятия. Три дня — шахматы, пение под гитару, беседы.
А если вдруг звякнет звонок «по-чужому», — бесшумно провалится пол в нише и встанет на старое место. В комнате никаких следов пребывания «посторонних» лиц.
В одиннадцать часов спать. Сначала, когда в типографии работало пять человек, спали в одной комнате, когда стало семь — разбрелись по двум.
Авель всегда спал у самого входа. Спал он чутко. Первым просыпался при малейшем шуме. Будил товарищей, открывал вход в подполье, зажигал лампу.