Эти жалкие репортёры выгоняют строчки. О лампе какой-то больше, чем о том, что всё же произошло.
«...Натиск революционеров», стрельба, «залпами... Полицейские, обмёрзшие благодаря сильному морозу, медленно заряжали ружья, и этим моментом умело воспользовались революционеры, метко стрелявшие в осаждавших».
Полиция потеряла: 2 околоточных, 2 городовых, ранены агент и дворник.
Ну, а революционеры — Саша, Ваня, Паршенков?
Красин бегло просматривает статью. «Несмотря на самое тщательное расследование и поиски в окрестностях, следы беглецов были затеряны, и последние скрылись...»
«В квартире был произведён тщательный обыск, причём поднимались полы, сняты были обои и перерыта вся мебель. Найдены несколько револьверов, ружьё, два кинжала, две шпаги, станок для набивки ружейных патронов, много патронов, нелегальная литература и разная переписка».
Значит, спаслись ребята! Красин счастливо улыбается. Вот ведь черти, какое сражение закатили и ушли, чтобы принять участие в других боях.
В кабинете конторы Леонида Борисовича дожидался Пётр. Это было вопиющим нарушением конспирации, и Красин готов был отчитать Сулимова, но тот указал на газету и засмеялся.
— Наверное, вы уже познакомились с действиями доблестной кучки городовых против армии революционеров?
Красин вспомнил, что именно Сулимов, так сказать, шефствовал над Охтенской патронной мастерской. И если он явился к нему, значит, «Охтенская трагедия» или выглядит иначе, или имеет своё продолжение.
Между тем Сулимов рассказал Леониду Борисовичу:
— Часов около пяти ко мне на квартиру ввалился Саша, в одном нижнем белье, только ещё пиджачок сверху и пальто летнее, лёгкое, сапоги на босу ногу, они так и примёрзли к подошвам. Стрелял он без передыху, почти час, ствол маузера раскалился, а когда остыл — обледенел и примёрз к нижнему белью.
— Куда вы спрятали Сашу?
— Послал в Сестрорецк к Емельяновым.
— Это хорошо, но нужно будет переправить его дальше, в Финляндию.
— А теперь рассказывайте, как на самом деле произошло это сражение?
Конец декабря 1906 года выдался на редкость морозным. На что уж петербургские «Ваньки» народ ко всему привычный, и то к вечеру промерзали до костей и, махнув рукой на заработки, гнали своих заиндевевших лошадёнок домой.
Александр Сергеев так и не нашёл ни одного извозчика. Пришлось от Мариинского театра топать пешком на Малую Охту.
Что же, наука и искусство требуют жертв. Саша никому не рассказывал о своих посещениях театров, музеев, выставок. Чего доброго и на упрёк нарвёшься. «Де, нашёл время, в России революция, рабочие парни не в театр, а в самодельный тир ходят, стрелять учатся, бомбы опробуют, а ты тут тенорочков слушаешь». Да разве же он не понимает! Но как ответишь ворчунам? Они не знают, что любитель театра патроны набивает для этих самых рабочих парней, спит на пироксилине, и, если полиция сцапает, — виселица гарантирована.
Пока добрался до Охты — совсем закоченел. Но вот и казармы Финляндского полка, рядом малый Охтенский проезд. Дверь в дом с угла, но она закрыта — поздно уже. Мороз подгоняет. Саша бегом влетел во двор, и пулей — в дверь.
В кухне тепло. Вкусно пахнет хлебом, хозяйка, наверное, днём пекла.
Прошёл в коридор, прислушался. В хозяйской комнате тишина, рядом комната жильца — тоже рабочего. Похрапывает. В патронной мастерской давно спят. Саша тихонько вошёл в комнату, в темноте зацепил за станок для набивки патронов. Чертыхнулся и нырнул под одеяло, только брюки и сапоги стащил. Благодать-то какая! Но вот леший, второпях забыл маузер под подушку сунуть. Вставать неохота, но надо. Достал пистолет, взвёл курок, и сон навалился, закружил уже куда-то.
Сергеев сквозь сон услышал какой-то шум в коридоре. Не хотелось вылезать из-под одеяла. «Небось хозяйский сынок опять явился выпивши и воюет с табуретками...»
Шум не прекращался.
Что за оказия! Кровать Сергеева, стоявшая поперёк двери, ведущей в кухню, вдруг поехала. В комнату воровато пробрался узкий луч света. Потом загрохотало что-то тяжёлое, металлическое, и свет погас.
Саша окончательно проснулся, когда его кровать очутилась на середине комнаты, а в дверях он увидел трёх городовых с винтовками.
Не размышляя, не думая о том, что он будет делать в следующую секунду, Сергеев вскочил и с силой задвинул кровать на прежнее место. Городовые и опомниться не успели, как дверь вытолкнула их в кухню.
— Открывай! Именем закона!..
— Сейчас, сейчас, вот оденусь только!..