– Не переживай, Ксень, два года для избалованного буржуйчика – тоже не сахар. Если бы его укатали лет на десять, Сергей, наверное, страдал бы ещё и из-за него. Сын, как ни крути… Как бы то ни было, мы с тобой знаем, что от справедливого воздаяния не уйдёшь: не в этой жизни, так в следующей оно убийцу настигнет.
– В следующей жизни он не будет иметь понятия, за что ему воздаётся, – проворчала Ксения. – Какой смысл в наказании, если наказуемый не знает за собой вины? Нет, моё чувство справедливости посмертной расплатой не утолишь. Здесь нагадил, здесь и разгребай. Только с нашими законами справедливости фиг добьёшься! Кстати, ты была права: твоя мамашка, естественно, ринулась в суд оттяпывать свою "обязательную долю". И оттяпала бы наверняка, если бы не твоё письмо. Мой адвокат нашёл всех, кого ты там упомянула: ваших соседей, твоих учителей, друзей, коллег твоего отца и Ольги Варламовны – из тех, что помоложе… Все готовы, более того, рвутся дать показания. По прикидкам моего адвоката, шансы на признание мадам Ткаченко "недостойной наследницей" где-то шестьдесят из ста. Но я откушу ему голову, если он не выиграет это дело.
– Какая ты кровожадная, – улыбнулась девушка. – Да пускай подавится своей "обязательной долей". Нам с тобой и тех денег, которые оставляет дочери Сергей, не истратить до конца жизни.
– Я кровожадная?! – Возмутилась дама. – Да я просто образец милосердия! За то, что эти сволочи с тобой сотворили, их следовало бы замуровать заживо в каком-нибудь сыром подземелье, а я всего лишь хочу не дать им нажиться на смерти бедняжки, которую они превратили в травленную дичь. Кстати, теперь-то ты можешь мне сказать: чем они тебя так запугали, что ты четверть века пряталась по конспиративным квартирам?
Девушка поморщилась.
– И охота тебе в этом копаться, Ксенька? Ничего запредельного там не было. Обычное насилие. Не сексуальное – физическое и психологическое. А что до моей запуганности, ты же знаешь: травмы детства способны покалечить психику до полной неадекватности. Мои фобии – ещё цветочки.
– Рассказывай! Если там не было сексуального насилия, чего же ты всю жизнь от парней шарахалась? С лица бледнела, когда они всего-навсего садились рядом или даже просто на тебя смотрели?
– Отчим тоже просто смотрел. Ничего больше, честное слово. А что я под его взглядом чувствовала себя голой и распятой, так это были только мои проблемы, верно? Взгляды к вещдокам не приобщишь и к делу не подошьёшь. Тем более, что таким специфическим образом он смотрел на меня, только когда мы были вдвоём. Хотя мать, кажется, всё равно что-то такое чувствовала. Во всяком случае, после моих тринадцати лет она лупила и унижала меня с особым остервенением. Вытравливала любые проявления женственности – вплоть до обкарнывания портновскими ножницами. Слушай, хватит об этом, а? Теперь-то это точно дело прошлое…
Дама вздохнула.
– Прошлое – если только ты не потащишь свои страхи за собой. Если станешь свободной и счастливой, будешь влюбляться, крутить романы, выйдешь замуж… В общем, если проживёшь полноценную во всех отношениях жизнь, которую задолжала Лизе. И Надеже. Да и мне, если уж на то пошло.
– Ксенька, ты такая умная и необыкновенная, а тоже мыслишь штампами! – шутливо возмутилась девушка. – По-твоему, полноценная во всех отношениях жизнь обязательно подразумевает романы и замужество? К твоему сведению, кама, чувственная любовь, частенько свидетельствует об отягощённой карме, а я, судя по видению у Алика, большую часть своих кармических долгов отдала. Та любовь, которая нужна для счастья и свободы, совсем не обязательно подразумевает влюблённости, брак, детей, внуков. А со страхами, как мне кажется, я распрощалась. Так что моей свободной счастливой полноценной жизни больше ничего не угрожает, и этот свой долг я выплачу – и тебе, и Надежде, и Лизе.
2015