- Ты не спишь еще, моя старушка? – вопросил я ее.
- Не сплю, жду твоего звонка.
- Да ладно, бабушка, меня-то не надо дурить.
- Вот напрасно ты так, Максюша. Ты тут недалеко?
- Недалеко, у Профсоюзной.
- Зайди ко мне, Максюш, чаек попьем, поговорим.
У бабушки очень кстати был включен камин, так что я смог поставить свой башмак сушиться, а сам засел на кухне за чашкой чая, к которой она выставила одну подсохшую зефирину, несколько карамелек, баночку меда и хлеб, и я в который раз почувствовал себя скотиной, что и на этот раз не озаботился принести ей гостинец.
- Максюш, только не говори мне, что все это глупости. Я тут на тебя гадала, и получается, что идет тебе навстречу женщина твоей жизни. Ну, не идет, а появилась... Не знаю, как сказать.
- Родилась что ли? Так это мне сколько ждать-то придется, пока она вырастет!
- Не болтай глупостей. Может, полюбила, а может, скоро полюбит. Не прозевай ее, Максюша.
В груди у меня что-то болезненно сжалось, и я внутренним зрением четко увидел, как навстречу мне идет Ника, а я с огромным букетом жду ее. И так это было реалистично, что мне показалось, я даже успел рассмотреть на ее лебединой шейке кулон... И в тот момент я осознал, что она действительно женщина моей жизни, что нельзя сидеть и чего-то выжидать. Хорошо помню, что я тогда подумал: «Господи! Да все просто! Нужно срочно объясниться с ней, сказать, что напрасно она меня подозревает в корысти... И сделать ей предложение... И все тут!»
Происки Сереги потускнели, потеряли свою значимость и подлость, и я его простил. Мне стало безумно жалко заблудшую, запутавшуюся Наташку, которой все равно придется проиграть эту битву за мужчину. Помочь я ей ничем не мог, да и, в конце концов, она не спрашивала моего совета, когда закрутила роман с Игорьком, так почему я сейчас должен придумывать для нее какой-то выход? Мне сейчас надо думать о себе, о своей ситуации. Приглашение в кино выпало у меня из памяти напрочь.
Добив тезисы в первой половине дня, я отписался в библиотеку, а сам отправился поближе к Никиному дому, чтобы застать врасплох, не дать ей время думать, сомневаться. Мне надо было выждать время до четырех, когда, по моим подсчетам, она должна была вернуться из института. Посему я зашел в кафешку перекусить.
Время ползло медленно, а ел я почему-то быстро, несмотря на душевные волнения. В три часа я вышел из кафе, пытаясь придумать, на что убить целый час. И тут меня осенило: ничего страшного не произойдет, если позвонить сейчас. Что я, собственно, теряю и чем рискую? Если она еще не пришла, то тогда пошатаюсь, подожду, а, может быть, сумею перехватить ее прямо у дома. А если мне скажут, что она будет, допустим, только вечером, тогда чего зря шататься... А вдруг она уже дома... Тут в горле у меня пересохло, и я понял, что к разговору не готов, и даже не знаю, с чего его начинать. Обругав себя последними словами, я решил, что главное – увидеть ее. Скажу, что мне надо срочно с ней переговорить, и попрошу выйти ненадолго. А там выпалю все, как есть, как получится.
Я набрал номер и довольно долго слушал длинные гудки, а потом трубку сняла женщина. По ее «Алло, я слушаю», я почему-то сразу же понял, что она пьет, и что, вероятно, сейчас тоже находится в хорошем подпитии.
- Можно попросить Веронику? – вежливо обратился я.
- Попросить можно, - ответили мне и замолчали.
Я довольно долго ждал, когда Ника подойдет к телефону, и мне казалось, что в трубку кто-то дышит. Потом я услышал в отдалении детский плач.
- Алло, - повторил я на всякий случай, - с Вероникой можно поговорить?
- А ты кто такой будешь? – тут же спросила ее мать.
- Я ее знакомый. Из института.
- Ты, эта... знакомый... не живет она здесь.
Я опешил.
- Не кладите трубочку, а как мне с ней связаться? Мне надо ей кое-что передать.
После короткой паузы мать довольно логично ответила:
- Завтра на занятиях и передашь. Знакомый... Что ж ты не знаешь ее нового номера? Хреновый ты, видать, знакомый. Аферист ты, вот ты кто... – И она повесила трубку.
Это было неожиданно. Звонить еще раз было бесполезно, а номера квартиры я не знал.
И тут я вспомнил о Наташе. Теперь только на нее была надежда. Только она могла знать ее новый номер телефона, или где живет Ника. Я срочно купил два билета в кино и сообщил ей об этом по телефону. Мои недавние рассуждения об искренности и чистосердечном признании никак не вписывались конкретно в мою ситуацию. То есть, я был твердо убежден, что Наташа должна была бухнуться мне в ноги и рассказать всю правду, а касательно себя я полагал, что имею право на ложь и хитрость. Сейчас, раскладывая те стародавние события по полочкам, я удивляюсь своей тупости: ну что мне стоило поспрашивать бабок у подъезда о Нике. Вряд ли в доме могло жить две женщины с таким редким именем. Узнал бы номер квартиры, пошел бы к родителям с бутылкой, с двумя бутылками, с ящиком, наконец, и, уверен, через полчаса знал бы о ней все. Но я купил два билета в кино, и мы честно посмотрели абсолютно идиотический фильм, а потом я ее долго провожал, тянул время и никак не мог навести разговор на интересующую меня тему. Было промозгло, ветрено, и нужен был достаточный повод, чтобы удержать Наташку, а такового не находилось. Она сказала «Спасибо тебе, Максим!», поднялась на ступеньку, чмокнула меня, попала при этом прямо в губы, смутилась и пошла к двери.