Васильев Николай
ТРИ ЖИЗНИ ОДНОГО ИЗ НАС
Скучная жизнь
Глава первая
Досуг в чужом городе
Как-то ласковым майским днем 1984 года, когда разгулявшееся солнце еще и не думало покидать небосвод, но малая стрелка часов уже шагнула за цифру «6» и на улицах некоего уютного среднерусского областного центра стало почти многолюдно, трое молодцеватых командированных, только что заполучивших места в приличной гостинице, озаботились очередной, более душевной проблемой: чем заполнить вечерний досуг?
— Что тут долго думать? — нажимал Егор Петрович Бутусов, крепкий мужчина лет сорока пяти, густоволосый, бровастый и басовитый, очень похожий на молодого Брежнева. — Берем по бутылке водки, пива, разной закуси — и в номер, тем более что он трехместный. Тепло, светло и никаких приключений на задницу! К утру проспимся — и на объекты…
Однако это разумное предложение не вдохновило более молодых, под тридцать, коллег.
— Ну что ты, Палыч, — урезонил его Сергей Карцев, бывший среди них за главного, — этак гульнуть мы и в своей Тьмутаракани можем. А тут почти столица, иные возможности, которые грех не использовать.
— Вообще-то, жена советовала мне сходить в театр, — с ноткой неуверенности в целесообразности такой формы отдыха проговорил Александр Хмельницкий: высокий широкоплечий блондин с темными усами, почти воплощенная мечта женщин, если б не его совершенное простодушие, граничащее в глазах упомянутых бестий с преступлением.
— Что ж, вот под рукой сегодняшняя газета, глянем, что идет в театрах, — живо подхватился Карцев. — Та-ак, в Драматическом: «На всякого мудреца довольно простоты», пьеса незабвенного господина Островского. Поверил ли бы он провидцу, предсказавшему столь долгую жизнь его замоскворецким историям? Впрочем, эта пьеска живая, пикантная, но ведь ее недавно показывали по телевидению… С Васильевым в главной роли — ты, наверно, помнишь, смотрел? Где он дурит всех подряд — генерала, тетушку, барыню и ее дочку, — а попался на дневнике… Помнишь?
— М-м… Вроде видел, — протянул Александр.
— Что ж ее тогда по новой смотреть, да еще в здешнем варианте, только впечатление портить… Теперь в Музыкальной комедии: ага, «Веселая вдова»… Тоже сто лет в обед. Да и веселого в ней, честно тебе скажу, мало: я смотрел — конечно, по телику. Вот на «Сильву» можно было бы сходить: там и ухохочешься и музыкальные куски хорошие. Посмотрим завтра афишу на месяц — вдруг как раз угодим? Ну, а других театров тут вроде нет.
— Может, тогда в кино сходим? — предложил Хмельницкий и тут же заморгал, осознав убогость своей фантазии.
— Гениально! — язвительно откликнулся Карцев. — Еще съедим по мороженому, после фильма попьем морсу, затем на горшок и спать! Нет уж, Саша, кины дома смотреть будешь — по субботам, вместе с женушкой ненаглядной. А здесь ты на воле, со своими товарищами, и этой волей надо воспользоваться на все сто — чтоб потом не охать об упущенном времени.
— Ты на баб что ли, Андреич, намекаешь? — вклинился Бутусов. — Где ж их взять? Пойти по номерам или на Бродвей местный?
— Э-эх, темнота, а для чего же тогда существуют рестораны? В том числе и при нашей гостинице? Я, между прочим, в прошлую командировку в нем побывал: то, что надо! Уютно, вкусно, танцы до упада, публика разгульная, но приличная и полно свободных женщин. Да одни официанточки чего стоят: все молоденькие, стройненькие, сладкоголосые, считают тику в тику — так и хочется ей сверху накинуть! Это у них так стало после ремонта; раньше было помпезно и в то же время убого, в казарменно-вокзальном стиле…
— Да ведь там, наверно, дорого, нам никаких командировочных не хватит? — засомневались товарищи в один голос.
— Ерунда, по десять-пятнадцать рэ с носа обойдется, если не шиковать. Гарантирую, что будем и сыты и пьяны и в хороводе из женщин. Это одному там как-то не с руки, а в компании не заскучаем.
— Ну, разок сходить, пожалуй, можно, — дозрели провинциалы.
— Тогда поспешим, пока все столы не разобрали, после семи будет поздно. Хотя, вот что: вы идите переодеваться, а я пока займу места. А придете — я пойду прихорашиваться. Лады?
После семи в ресторане, действительно, не осталось свободных мест. Лишь стол на проходе, где сидели напряженные Бутусов и Хмельницкий, выглядел как-то неприкаянно. Впрочем, на нем уже стояли блюдо с рыбным ассорти, салатница с овощами под майонезом, а также кувшин с клюквенным морсом и графинчик водки, из которого незадачливые гуляки решились отпить по рюмке. Наконец, в дверях появился преображенный Карцев: в светло-серых, чуть расклешенных от бедра брюках и темно-синем зауженном однобортном пиджаке с бронзовыми пуговицами, ослепительно белой рубашке и узком синем с красной искрой галстуке, повязанном с искусной небрежностью. Его темно-русые волосы были, против обыкновения, расчесаны пробором посередине и симметрично обрамляли бледное лицо, отчего оно, от природы скорее круглое, казалось аристократически продолговатым. Да и вся его фигура будто вытянулась, хотя росту в Карцеве было лишь метр семьдесят два. Он не спеша обозрел собравшихся в зале из-под чуть прищуренных век, легкой, танцующей походкой подошел к своему столу и сел лицом к эстраде.