— Дух сказал вам то, что вы хотели от него услышать? — спросила женщина. Миссис Лентман сказала, да, то самое, что моя подруга очень хотела узнать. Анне в этом доме было очень не по себе, она боялась, что здесь нечисто, боялась своего доброго немецкого священника, в ней вызывали отвращение вся эта грязь и беспорядок, но довольна она была очень, потому что теперь точно знала, как ей следует поступить.
Анна заплатила женщине за работу, и они ушли.
— Ну, вот, Анна, а я что тебе говорила? Вот видишь, и дух говорит то же самое. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это поступить к мисс Матильде, как я тебе и говорила. Сегодня же вечером пойдем с тобой, и я тебе покажу, где она живет. Ну, скажи, Анна, разве ты не рада, разве я не молодец, что взяла тебя с собой к этой женщине, и теперь ты знаешь, что тебе нужно делать?
В тот же вечер Анна и миссис Лентман отправились повидаться с мисс Матильдой. Мисс Матильда была в гостях у одной своей подруги, а та жила в доме, вокруг которого росли деревья. Самой мисс Матильды в доме тоже не оказалось, чтобы Анна могла с ней поговорить.
Если бы на дворе не стоял вечер, если бы не было темно, и если бы не дом с деревьями, в который Анна сперва зашла, а потом вышла, точь-в-точь как сказала эта женщина, если бы все в точности не совпало с тем, как сказал медиум, добрая Анна ни за что на свете не поступила бы в услужение к мисс Матильде.
Саму мисс Матильду Анна не видела, а подруга, которая вела переговоры от ее лица, ей не понравилась.
Эта подруга была добрая, милая, темноволосая маленькая женщина, которая вообще-то к прислуге относилась очень по-доброму и сама понимала в работе толк, но в данном случае она действовала в интересах своей беспечной младшей подруги, мисс Матильды, и ей хотелось проявить максимум осторожности, чтобы выяснить все досконально и чтобы убедиться в том, что Анна — действительно самый лучший из всех возможных вариантов. Она дотошнейшим образом расспросила Анну обо всех ее привычках, и что она собирается делать, и сколько она будет тратить, и как часто она берет выходные, и умеет ли она стирать, шить и готовить.
Добрая Анна стиснула зубы, чтобы не сорваться, и на вопросы вообще почти ничего не отвечала. И только благодаря миссис Лентман все прошло относительно гладко.
Добрая Анна была сама не своя от возмущения, а подруге мисс Матильды не показалось, что Анна — подходящая кандидатура.
Однако мисс Матильда все равно решила попробовать, что же касается Анны, то она же знала, что медиум сказал: именно так все и будет. Миссис Лентман тоже была уверена, что все образуется, и сказала: она просто уверена, что лучшего выбора Анна в данной ситуации сделать просто не могла. Так что Анна, в конце концов, попросила передать мисс Матильде, что если та не против, она попробует, а там посмотрим.
Так у Анны началась новая жизнь, вся в заботах о мисс Матильде.
Анна привела в порядок маленький домик из красного кирпича, в котором собиралась жить мисс Матильда, и в доме стало очень мило, чисто и приятно. Она привезла с собой свою собачку, Малышку, и попугая. Она наняла вторую служанку, Лиззи, чтобы помогать ей по хозяйству, и скоро все они зажили душа в душу. Все, кроме попугая, потому что мисс Матильде не нравилось, как он кричит. К Малышке у нее никаких претензий не было, а вот попугай — совсем другое дело. Но, с другой стороны, Анна никогда этого попугая по-настоящему и не любила, а потому просто отдала его дочкам Дрейтенов, пусть у них и живет.
Но прежде, чем зажить с мисс Матильдой душа в душу, она просто не могла не рассказать своему доброму немецкому священнику о том, что она сделала, и как это скверно — ходить в такие места, и что она больше никогда так делать не будет.
Анна по-настоящему верила в бога, всей своей душой. Так уж ей выпало, что жить ей постоянно приходилось с людьми совсем неверующими, но, с другой стороны, Анну это никогда по-настоящему не беспокоило. Она, как то и должно, все время молилась и за них тоже и была совершенно уверена, что люди они при всем том хорошие. Доктор любил помучить ее своими сомнениями в истинной вере, и мисс Матильда тоже, но церковь, к которой принадлежала Анна, отличалась общим духом терпимости, и Анна никогда не считала, что с их стороны это такой уж большой грех.
Анне частенько бывало тяжело оттого, что она всякий раз точно знает, почему дела вдруг начинают идти вкривь и вкось. Иногда у нее разбивались очки, и тогда она понимала, что не выполнила свой долг перед церковью, или же выполнила его недостаточно хорошо.
Иногда работы у нее было столько, что она просто не успевала ходить к мессе. И тогда всякий раз что-нибудь случалось. Характер у Анны портился, она становилась раздражительной, невнимательной и неуверенной в себе. Всем вокруг приходилось несладко, а потом у нее разбивались очки. А это уже совсем никуда не годилось, потому что починка очков стоила уйму денег. Но зато, в каком-то смысле, на этом Аннины беды обычно и заканчивались, потому что она в очередной раз понимала, что это все оттого, что она вела себя недолжным образом. Пока она просто ворчала и бранилась, виноват мог быть весь этот бездумный и безалаберный мир вокруг нее, но как только разбивались очки, все становилось на свои места. Это означало, что виновата во всем была она сама.