25 февраля.Природа словно взбесилась. День прибывает, а морозы становятся все крепче. Вчера и сегодня столбик спирта в термометре упорно держится на одном и том же уровне: 42 градуса ниже нуля. Свирепствует пурга. Работы на аэродромах сегодня не производятся.
26 февраля.Трудовой день пришлось удлинить до восьми часов, иначе не успеем закончить строительство аэродромов. Чертовски холодно. Но на «Садко» все же поднят флаг, - это сигнал того, что на аэродромах сегодня рабочий день.
27 февраля.Из Москвы сообщили, что самолеты к нам уже вылетели. Работы на аэродроме № 2, самом обширном и удобном, заканчиваются. Сегодня две бригады оттуда перевели на аэродром № 1 в помощь садковцам. Комендант аэродрома № 2 подсчитал, сколько усилий мы затратили на расчистку этого летного поля. Получилась солидная цифра: 1324 человеко-дня. На подрывные работы израсходовано 1195 килограммов аммонала и 890 детонаторов. Зато аэродром получился первоклассный.
6 марта.И вот наш первоклассный аэродром уже не существует...
Больше того, фактически перестал существовать и садковский аэродром.
Месяц работы, и какой работы! - месяц напряженнейшей борьбы, месяц страданий и лишений, - и все впустую, для того, чтобы море, слегка шевельнув плечом, сбросило и разбило в пыль наши сооружения.
Восточный (№ 2) аэродром после подвижек льда в его районе: А - покрытое тонким льдом разводье-озеро; Б - раздавленный ледяной дом. По эскизу К. С. Бадигина
Расскажу по порядку.
1 марта, на другой же день после окончания строительства аэродрома № 2, ко мне прибежал бледный, как мел, комендант и сказал только одно слово:
- Поломало...
Я помчался во весь дух к аэродрому. Навстречу мне вставало дымящееся облако пара - зловещий спутник разводьев. Аэродром являл собою жалкую картину: глубокие трещины рассекли северную часть расчищенного поля, составлявшую площадку примерно в 200 метров длиной. Все, что было по ту сторону трещины, за одну ночь превратилось в ледяную кашу из мелких и мельчайших обломков...
Что нам оставалось делать? Ждать, пока разводье замерзнет и начинать сначала. Тем временем все двенадцать бригад были переброшены на аэродром № 1, который теперь становился основным.
Пять дней работали мы безустали. Наконец вчера аэродром был готов. Много трудодней вложили мы в него. Самолеты могли садиться на это поле хоть сегодня.
И вот этой ночью опять все было перевернуто вверх тормашками. Сжатие окончательно привело в негодность аэродром № 2 и исковеркало аэродром № 1. Словно какой-то злой дух издевается над нами. Едва мы кончаем аэродром, - он превращается в груду битого льда.
Впрочем, аэродром № 1 еще можно спасти. Правда, его сильно помяло, а поперек прошла трещина, вдоль которой навалило гряду торосов вышиной в пять метров и шириной метров в тридцать. Но ведь мы можем снять эту гряду. Самое главное - не падать духом и не теряться. Завтра же все 120 ледовых строителей выйдут снова на аэродром № 1. А разведчики тем временем будут подыскивать новую площадку. Начнем строить аэродром № 3, на случай, если льды окончательно доконают это поле.
8 марта.78°36',7 северной широты и 153°11' восточной долготы. Еще немного удлинили рабочий день. Раньше мы в 9 часов только садились пить чай, а теперь к этому времени все бригады уже собираются на аэродроме и приступают к работе.
Сегодня мороз 28 градусов. Дует свежий ветер - вест-зюйд-вест. Хоть бы утихло немного! Неровен час - опять начнется сжатие...
9 марта.Начинаем строить аэродром № 3. Используем для этого площадку, которая уже давно была на примете у малыгинцев. До сих пор мы считали, что на ней создать аэродром немыслимо: это узкая и длинная полоска шириной 100 метров, по бокам которой стоит целый лес торосов. Сегодня все двенадцать бригад перекочевали сюда.
15 марта.Продолжаем расчистку аэродрома № 3. 120 человек целыми днями с утра до вечера колют, рубят, разбивают ледяные торосы, растаскивают обломки в стороны, выравнивают поле.
Сегодня получил от коменданта аэродрома письменный рапорт, Это первая в истории строительства жалоба на четвероногого буяна - Машку. Вот что пишет комендант;
«Медведица Машка доставляет неприятности в работе. Она неоднократно разрушала палатку, домик и их содержимое. Кроме того, Машка оборвала и изломала нужные для работы флажки и вешки. Вчера, опрокинув после конца работ камелек с тлеющими углями, она сожгла половину палатки. При оформлении площадки перед прилетом самолетов и при посадке самолетов Машка может на площадке принести непоправимый вред. Поэтому, безусловно, ее следует держать в изолированном виде на судне...»
Стихийная натура нашей проказницы не мирится с порядками, заведенными на аэродроме. Она упрямо вырывает все флажки и вешки, расставленные на льду, и рвет их. Видимо, придется расстаться с нашим мохнатым другом, как это ни печально: «держать в изолированном виде» такого мохнатого великана невозможно, а на свободе она действительно становится опасной.
18 марта.Воздушная экспедиция вылетела в бухту Тикси. Еще несколько дней, и мы встретим ее на своем летном поле...»
Здесь мои записки временно обрываются. Обстоятельства сложились так, что мне пришлось, не оставляя работ по строительству, взять в свои руки командование ледокольным пароходом «Седов». Естественно, что в эти дни мне было не до дневника.
О своем новом назначении я узнал необычным образом. Радист разбудил меня в 2 часа ночи и сказал:
- Радиограмма из дому. Молния.
Я встревожился: почему такая спешка? Может быть, дома какое-нибудь несчастье? Быстро развернул цветную этикетку от консервной банки (этикетки заменяли радистам телеграфные бланки за недостатком бумаги). В радиограмме было сказано:
«Поздравляю родного с назначением капитаном «Седова». Когда узнала, заплакала, потом подумала, решила: значит, там нужнее. Желаю успеха, буду ждать тебя с кораблем. Оля».
Официальный приказ, о котором жена узнала в Главсевморпути, пришел только наутро. Но я уже был к этому подготовлен, так как предварительное решение об этом было вынесено здесь, в дрейфующих льдах.
* * *
Чем было вызвано это назначение?
Я уже говорил, к каким печальным последствиям привела неосмотрительная постановка ледокольного парохода «Седов» на зимовку в разводье, между двумя мощными полями льда; корабль этот почти непрерывно подвергался сжатиям. Мы еще не знали, что льды искалечили рулевое управление «Седова», однако догадывались об этом: тяжелые торосы несколько раз вплотную подходили к корме и с силой давили на нее.
Но постоянные ледяные атаки причинили не только материальный ущерб кораблю. Они угнетающим образом действовали на психику части экипажа, и это привело к понижению трудовой дисциплины.
Пожилой и болезненный капитан, несмотря на все свои усилия, физически не мог довести до конца борьбу со льдами, требующую огромной энергии и силы воли. Его старший помощник, тоже больной, не имел достаточного авторитета в глазах команды.
...Никого из командиров «Седова» нельзя было оставить на корабле. Все они нуждались в немедленной отправке на материк. Следовало отправить на берег также значительную часть команды.
Так возник вопрос об укомплектовании экипажа «Седова» за счет кадров других кораблей. Для того чтобы оздоровить обстановку на истрепанном льдами пароходе и поднять дух у остающейся в дрейфе части команды, надо было собрать здесь здоровых, энергичных людей, сохранивших бодрость, волевые качества и накопивших опыт за время зимовки.
В Москве справедливо решили, что авиационная экспедиция должна снять с кораблей возможно больше людей. На «Садко», «Малыгине» и «Седове» оставляли всего тридцать три человека - ровно столько, сколько необходимо для проведения научных исследований и поддержания порядка на кораблях.