В такой вечер хорошо посидеть где-нибудь на отлогом берегу Двины, полюбоваться белокрылыми чайками, вспомнить былые морские походы, помечтать о будущем, поговорить с подругой, - особенно если ты молод, если ты женился всего три месяца назад и если ты глубоко счастлив. Но что делать, если у тебя для этого не остается ни минуты времени, если твой пароход уже отошел от пристани, а тебе еще нужно обегать все портовые учреждения, чтобы оформить судовые документы для выхода в море и вернуться на пароход уже на катере?
Наш «Садко», уходивший в третью высокоширотную экспедицию к островам Де Лонга, уже маневрировал вдалеке от берега, разворачиваясь на разные курсы. Там заканчивались последние приготовления к походу - выверяли магнитный компас. Стройный корабль с широкой трубой, низкими бортами и красивыми ледокольными обводами казался издалека изящной игрушкой, брошенной на темно-коричневое сукно Двины.
Я, как и все садковцы, очень устал за последние дни. Экспедиция собиралась в крайней спешке. На мне, помимо обязанностей штурмана и ревизора, лежала ответственность за все электронавигационное хозяйство. Нужно было тщательно выверить и подготовить к безотказному действию сложные приборы, - ведь мы уходили в малоисследованные широты, где трудно надеяться только на показания простого, магнитного компаса.
Три дня безумолку жужжал в гирорубке мотор и слышался характерный частый перезвон, - это вращался взад и вперед азимутальный круг гирокомпаса. По нескольку раз приходилось спускаться в кочегарку, чтобы проверить в расположенной там особой шахте электролаг. Наконец, надо было окончательно отрегулировать находившийся в штурманской рубке новейший прибор для измерения глубин - магнито-стрикционный эхолот (он не только измеряет глубину, но и одновременно автоматически записывает ее на специальной ленте).
На борту «Садко» все эти дни творилось нечто напоминавшее столпотворение. Неугомонный и беспокойный, старший помощник капитана Румке совсем сбился с ног, принимая сотни тонн самых различных грузов.
Лебедки ревели днем и ночью. Поминутно слышалось «Майна!», «Вира!». Непрерывно поднимали ящики, тюки, бочки с лаконическими надписями: «Садко» - высокоширотная экспедиция», «Садко» - Генриетта». Чего только здесь не было! Имущество высокоширотной экспедиции было огромно. Вслед за тюками меховой одежды на борт тащили тяжелые ящики с различными приборами; керосиновые лампы чередовались с рыбными консервами, шоколад грузили вслед за мылом. Звероловные капканы, ящики спичек, папиросы, сетки для добывания планктона, бочки с квашеной капустой - все это находило свое место в обширных трюмах корабля.
На далеком скалистом острове Генриетты, на котором за все время лишь один раз побывал человек, мы должны были оставить зимовщиков. Они везли с собой три разобранных дома, радиостанцию, большие запасы продовольствия, снаряжения и даже... стиральную машину.
Погрузка производилась под аккомпанемент собачьего лая - зимовщики острова Генриетты взяли с собой около тридцати ездовых собак.
На палубе было так тесно, что с трудом удавалось лавировать среди ящиков, бочек и тюков, ожидавших своей очереди для погрузки.
Особенно; душно и жарко было в машинном отделении. Пахло горелым маслом и паром. По узким машинным трапам то и дело пробирался могучий Матвей Матвеевич Матвеев - «Матвей в кубе». Как прозвали весившего 125 килограммов старшего механика бойкие на язык садковцы. Бывалый моряк, орденоносец, участник легендарного похода «Сибирякова», «Матвей в кубе», как всегда, педантично проверял готовность машин к походу.
В машине спокойно ждали сигнала: «Полный вперед».
В день отхода корабля по трапу поднялась шумная гурьба участников экспедиции и будущих зимовщиков Генриетты. Здесь были люди самых различных специальностей - гидрологи, геофизики, магнитологи, гидрографы. Среди них я узнавал известных полярников. Но было много и молодежи, только начинавшей свою полярную деятельность.
С некоторыми из них я встречался совсем недавно в Амдерме (Амдерма - полярная станция в юго-западной части Карского моря, к югу от пролива Югорский Шар), куда мы заходили с грузом для воздушной экспедиций на Северный полюс, возвращавшейся в Москву. Снежиные аэродромы уже растаяли, и тяжелые четырехмоторные самолеты не могли взлететь на лыжах. Мы доставили огромные колеса для этих авиагигантов и... тринадцать корреспондентов газет, которые сразу же атаковали летчиков.
Теперь дрейфующая станция «Северный полюс» медленно двигалась к югу. Самолеты Водопьянова, Алексеева, Молокова уже были в Москве. Только что прибывший из Москвы будущий начальник зимовки на острове Генриетты рассказывал о торжественной встрече героев на Центральном аэродроме. Иосиф Виссарионович Сталин выехал навстречу участникам воздушной экспедиции, обнял и расцеловал их. А растроганный теплым приемом Водопьянов произнес замечательную речь о том, как сверхосторожные люди предупреждали его об опасностях полета на полюс и как он им ответил:
- На лед не сяду. А если сяду - пешком не пойду. Сталин не бросит человека.
Мы с волнением слушали эти рассказы и искренно завидовали мужественным героям, удостоившимся такой теплой встречи. Могли ли мы думать в этот день, что и нам предстояло испытать на себе всю силу этого великого закона нашей родины, тепло и просто сформулированного Водопьяновым: «Сталин не бросит человека»!
И вот наступает минута разлуки. Уже стучит мотор катера. Я стою на самом краю причала, а на меня глядят полные слез глаза моей подруги.
Я говорю ей пустые, ничего не значащие слова. И обоим нам тоскливо и грустно.
- До скорой встречи! - кричу я ей на прощанье, прыгая в катер.
Она отвечает что-то, но стук мотора заглушает слова. Оля машет мне платком.
Коротки северные ночи летом... Едва спустятся синие сумерки на притихший город, а на востоке уже горит заря. Закончив последние приготовления, мы уходим вниз по течению Двины. Ветер полощет кормовой флаг - флаг Союза Советских Социалистических Республик. Капитан Н. И. Хромцов поднимается на мостик, чтобы вывести корабль в море. Слева на пологом мысу промелькнули большие здания театра и облисполкома, редкие деревья приморского бульвара, остатки древнего гостиного двора.
Все яснее становятся силуэты океанских кораблей, грузящих лес в свои обширные трюмы. И вот уже первые лучи солнца золотят штабели пиленых досок на пристанях, и даже угрюмые, приземистые здания Соломбалы выглядят веселее, облитые светом и теплом.
Город и пригороды остались за Нормой. Теперь по обеим сторонам реки расстилаются изумрудные луга, а впереди синеет высокое небо Белого моря.
* * *
Рейс начинается буднично, привычно. В официальном документе четко и ясно обозначено:
«На основании договора от 17 мая 1937 года, заключенного между Морским отделом Архангельского территориального управления Главсевморпути и Высокоширотной экспедицией Главсевморпути, ледокольный пароход «Садко» передан экспедиции в аренду на срок 90 суток. На борту парохода: экипаж судна - 43 человека, экспедиционный состав - 28 человек, состав полярной станции острова Де Лонга - 6 человек, строителей - 8 человек и пассажиров до острова Диксон - 3 человека. Грузов на борту, включая уголь и пресную воду, - 1600 тонн».
Нам предстоит пересечь Карское море, пройти проливом Вилькицкого и подняться в высокие широты так далеко, как только будет возможно: одна из основных задач нашей экспедиции - определение границы материковой отмели, где кончается море Лаптевых и начинается океан. Попутно должна быть решена загадка, уже долгие годы волнующая умы исследователей Арктики: существует ли легендарная «Земля Санникова»?
У этой земли, якобы лежащей к северу от острова Котельного, долгая и запутанная история.
Около 140 лет назад обледеневшие Ново-Сибирские острова посетил путешественник Максимилиан Геденштром. Его спутником был промышленник Яков Санников. И вот однажды Санникову, когда он был на мысе Высоком, показалось, что на севере в дымке тумана выступают контуры новой, неведомой земли. Вторично ему привиделась какая-то земля с северного берега острова Котельного. Санников сообщил, что он попытался подойти к неведомой земле по льду, но в 25 верстах от нее путь ему преградила большая полынья.