- Ну, самое главное, что теперь вы знаете, - сказала я, сочувствуя и радуясь одновременно за него.
- Да… Знаешь, у меня будто… Я не могу сказать… Словно другим стал человеком. Она на нее похожа, на Вальку. А вот взгляд – мой. И характер, похоже, тоже мой. Шустрая.
- Я рада за вас, - искренне сказала я.
- Да, а я-то как рад. Как дурак, месяц ходил, лыбился. Братва думала, на что-то серьезное подсел… А потом она, Валька, то есть, ее к себе забрала. Су… Кхм… Она уехала туда к мужику, немца нашла какого-то. И Ленку мою… Тоже. Я только и успел, что несколько раз поговорить…
- Ну… Германия всего в паре часов перелета, - утешила я, - это не страшно.
- Да Валька не хочет, чтоб мы виделись… Она же… Ну ладно. Это все решаемо, ты права. Просто я сегодня провожал ее, Ленку мою… И она сказала, что… Скучать будет…
После этого голос у него ощутимо дрогнул, сигарета выпала из пальцев.
Я изо всех сил порадовалась за неизвестную маленькую Лену, которую он, похоже, очень сильно любит. Он, наверно, был бы хорошим отцом, несмотря на определенные… Сложности.
Я бы, наверно, хотела, чтоб у моих детей был такой отец.
И вот после этой мысли я и разрыдалась.
Как-то очень остро накрыло ощущение непоправимости ситуации, окончательности. Потери. Странно, я же , на самом деле, и не задумывалась раньше о возможности стать матерью. Просто это где-то всегда было. Незримо. А вот теперь… И не было.
Я рыдала, самозабвенно и взахлеб, а незнакомый мне мужчина обнимал меня, гладил, что-то бурчал в макушку успокаивающее.
И мне было неожиданно хорошо в его грубых руках. От него приятно пахло, смесью спиртного и чего-то горьковатого, и этот аромат одновременно успокаивал и будоражил.
Это было настолько правильно в тот момент. Настолько логично.
И то, что он меня поцеловал потом, тоже было логично. И то, что мы, не размыкая рук и непрестанно целуясь, поднялись ко мне и провели остаток этой пьяной ночи откровений еще более откровенно, было во сто крат логичней.
И правильней.
И утром у меня, на удивление, не было похмелья.
Ничего не было.
А мужичина, странный, непростой, но в чем-то очень честный и открытый, был. И мне совсем не хотелось, чтоб он уходил.
Он и не ушел.
Так и остался со мной, утешая, успокаивая, называя лисичкой, маленькой и рыжей.
Откуда он взял это определение, учитывая мой природный каштановый цвет волос, было непонятно.
Он не пояснял.
А через двое суток, проведенных вместе, практически в обнимку, отвез в аэропорт. У меня был рейс.
И , вот честно, мы не договаривались ни о чем. Ни о будущем, ни о настоящем.
Не знаю, как для него, а для меня эти двое суток были каким-то выпадением из реальности. Странным и волнующим.
И сам он, странный и, наверно, для кого-то страшноватый мужчина, был лекарством.
Антидепрессантом. Который вызывает привыкание.
Я легко отпустила его тогда. Легко попрощалась, ничего не ожидая. Ничего не спрашивая.
И не удивляясь. Когда он встретил меня с рейса.
С тех пор прошло семь лет.
Наши отношения сложно было назвать нормальными.
Наверно, для кого-то они вообще были бы… Странными. Неправильными.
Но мы с Виктором, так звали моего случайного, ставшего постоянным, мужчину, уже были не в том возрасте, чтоб оглядываться на кого-либо.
Мои тридцать шесть плавно и как-то незаметно перетекли в сорок три.
И, несмотря на то, что лично я не видела даже визуальных изменений в своем физическом состоянии и внешности, сегодня руководство настойчиво намекнуло, что пенсия не за горами. И пора бы мне…
Пора.
Возможно, именно поэтому я и стою так долго сейчас перед зеркалом, придирчиво рассматривая себя.
Потом выхожу в комнату.
Виктор спит на животе, вольно раскинув руки. На спине у него, прямо между лопаток, еще одна звезда.
Я знаю, что именно из-за этих трех звезд, двоих на плечах, под ключицами, и одной на спине , его и прозвали «Три звезды». Причем, узнала я это не от него, а от его бессменного водителя, а по совместительству приятеля, Васи. Больше я никого из его окружения не знаю, хотя видела не раз.
Он непростой человек, Витя «Три звезды». Но не для меня.
Сажусь на кровати, провожу пальцами по спине. Сухой, жилистой, даже во сне напряженной и жесткой.
Он не производит впечатления сильного физически человека. В нем нет массивности культуристов, нет обманчивой медлительности бойцов.
Но он – очень сильный. Очень. Меня на руки поднимает с легкостью. И носит.
А во мне, на минуточку, пятьдесят пять килограмм. Не пушинка…
Сильный и выносливый.