– Ты не в порядке, – вынес он приговор. – Что такое случилось?
– Я человека убил, – сообщил Дан. Он ждал уже привычных комментариев, но Гай удивился:
– Что ж за мир у тебя, если мужчина в тридцать лет убил впервые?
– Нормальный мир! Как раз нормальный! – не хуже дракона вызверился Дан. Хватило бы челюстей, тоже бы руку по локоть отхватил. А рука, кстати, уже не на перевязи.
– Нормальный, – согласился Гай. – Но наш – нет. Тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Если захочешь, можешь меня ударить. Это не последний раз, Дан.
Ударить не захотелось, а заплакать – очень. Но плакать Дан отучился еще в детском саду, потому что от его слез сильно расстраивались мама и тетка Даша.
– Наверное, для человека очень страшно – убить первый раз, – продолжал вампир-утешитель, – но ты привыкнешь. Нет, не полюбишь это дело, не станешь убийцей по профессии или по зову души, но защитить себя или кого-то другого – сможешь.
– Для человека? – зацепился Дан за абсолютно не важные слова. – А для вампира?
– Легко. У нас иная мораль. Хотя должен уточнить: не уверен, что мне было бы легко убить вампира.
Дан вгляделся в светящиеся глаза. Свет мешал. Да ничего такого глаза и не выражали. Лицо – да, мимика, гримасы, движение век, а глаза – это так, для романов. Сколько раз Дан слышал, что у Витьки леденящий взгляд! Ни фига не леденящий. Просто глаза светло-голубые. И рожа к ним прилагается послушная: велит хозяин ужас наводить – леденит, велит обаять – обаяет.
– Я не человек, Дан, – мягко напомнил Гай. – Смотри.
Он зачем-то начал раздеваться: снял куртку, стянул через голову рубашку, раскинул тонкие руки…
Руки начали меняться первыми: на них появились когти, еще тоньше стала талия, штаны едва не свалились, зато помощнела грудь, засияли фонарями глаза, обнажились зубы, а потом что-то треснуло – и за спиной того, что было Гаем Литом, юношей с одухотворенным лицом, развернулись черные крылья. Действительно как у летучей мыши.
Надо сказать, получившееся создание не было уродливым. Нечеловеческим – да. Челюсти чуть вытянулись вперед для удобства перегрызания горла, уши заострились и увеличились, глазищи стали еще больше – видеть и слышать явно удобнее. Зубки… хорошие зубки.
Взлетать он не стал, но Дан поверил – может. Потому и легче вдвое, чем человек, кости, наверное, полые, крылья, хоть и велики, большого груза не унесут. О, вот еще кожа потемнела. Для лучшей маскировки в ночном небе. Носферату – призрак ночи. Оно было гармонично и естественно, потому даже и красиво. Не голливудская пародия на человека. Просто не человек. Что и требовалось доказать.
Дан кивнул и показал большой палец. Гай подождал минуту и трансформировался обратно. Лицо подергивалось. Ну да, это больно.
– Ты решил, что чудовищное зрелище мигом выбьет из меня дурь в виде угрызений совести? – спросил Дан, подавая Гаю рубашку, которую сдуло на пол движение его же крыльев.
– Что-то вроде того, – кивнул Гай и принялся отряхивать когда-то белую рубашку. – Грязно тут у тебя. И холодно.
– А откуда берутся крылья?
– Вырастают. Очень быстрое деление клеток. Ты ведь меня понимаешь?
– Да вроде. Сродни твоей быстрой регенерации?
– Принцип один. – Гай застегнул куртку и поежился. – Я говорить не могу, голосовые связки тоже меняются, но слышу. Я меняюсь только внешне, оставаясь Гаем Литом.
– Я начинаю понимать, как полторы тысячи вампиров могут опустошить целый город. Ударная авиация, наземные соединения…
– Что? – удивился Гай. – Что ударное?
– Вот то, чем ты только что был.
– Ты поверил, что я не человек?
– А психологически?
– Психологически – тем более.
– Тем более? – поддал сарказма Дан. – Благодарность – исключительно вампирячья черта? Желание помочь? Выбить из одного шока посредством другого?
– В нас много общего, – согласился Гай, – иначе мы не могли бы жить рядом. И я правда хочу тебе помочь. Не потому, что мне тебя жалко, как семье Стамисов. Мы не умеем жалеть. И даже не потому, что однажды ты пожалел меня и однажды спас жизнь. Ты мне нравишься, Дан. Дружба человека и вампира – далеко не самое невероятное, что может случиться.
– Дружба? – без особого протеста проворчал Дан.
– Можетслучиться. Я не сказал – случилась. Но ведь и тебя это не пугает.
– А должно, что ли?
– После того, что ты увидел, могло.
Дан пожал плечами, и от этого сильно заныла царапина на спине. Гай лекарски ловко содрал с него рубаху – последнюю, посмотрел на царапину, на повязку выше локтя.
– У тебя нет старых шрамов. Какой спокойный мир.
Сашка Симонов мог бы с этим поспорить. Да и конкуренты Олигарха тоже. А три пенсионерки – в ужасе замахать руками. Но Дан промолчал, только сдвинул браслет, чтоб показать шрам на запястье. Впрочем, с располосованным животом Гая это не сравнить.
– Ну, раз впереди у нас возможная дружба, – одеваясь, сказал Дан, – дай совет. Что мне вообще делать? Я ж одичаю и деградирую.
– Делать? – Гай совершенно по-человечески почесал в затылке. – При твоих умениях – поступать на службу. В стражу или в частную охрану. Вряд ли ты сумеешь научиться чему-то еще. Да никто и не станет всерьез учить взрослого. Холодно у тебя. Зимой тебе здесь не выжить, такое помещение не натопишь… да и не дадут столько дров.
Распахнулась дверь и объявились две разодетых в пух и прах персоны. Расшитые длинные куртки, кружевные воротники, блестящие штаны, больше похожие на женские колготки, сверкание камней везде и всюду, включая эфесы мечей.
– Ты пришелец Дан? – через губу спросила одна персона. – Ее светлость герцогиня Фрика хочет тебя видеть.
– Ночь на дворе, – огрызнулся Дан, – я спать хочу. Привет герцогине.
Тут бы ему и конец пришел, потому что кончик меча (натуральнейшая катана, ей-богу) пропорол бы ему горло, если бы на пути меча не встал Гай. Дан хорошо рассмотрел этот кончик, высунувшийся из спины вампира. Кровь шипела и испарялась. Не дожидаясь, когда из него вынут меч, Гай вполне почтительно, даже поклонившись, заговорил:
– Простите его, благородные, он чужак, вряд ли регистратор предупредил его, что желания ее светлости надлежит выполнять неукоснительно.
Кончик исчез. Дан тупо моргал. Насквозь ведь. Просто – насквозь. Как бабочку булавкой. Кусок маринованного мяса – шампуром. Гай повернулся к нему и исподтишка показал кулак. Дан встал с кровати и надел куртку. Простецкую и удобную. Больше в его гардеробе не нашлось ничего, кроме сапог советско-армейского образца. Рубашку он носил третий день, да еще лежал в ней. Впрочем, он в гости и не просился.
Гай поклонился поглубже и попросил разрешения сопровождать их, дабы проследить, чтоб более пришелец таких глупостей не делал. Персоны переглянулись и решили, что герцогиню это развлечет.
Ее сиятельство сияла за внутренней стеной, где располагались кварталы элитной застройки, стража в воротах была пожестче той, которую совсем недавно миновал симпатичный блондин в закатанных штанах из легкого льна. Дана сразу ему объяснила, что простым смертным там делать нечего, ну, он и не совался. А тут вот пришлось. Он все еще был в шоке, но уже не по поводу первого убийства или бэтменовских крыльев Гая, а вот из-за лезвия, выскочившего из его спины.
Дворец ея светлости был дворец. Сиял огнями, сверкал позолотой, блистал инкрустациями – словом, уменьшенная и ухудшенная копия Эрмитажа. Дан ощущал себя туристом, потому не особо стеснялся убогой одежды: ну не надевал же он фрак для осмотра малахитового зала, так и шел в джинсах и сбитых кроссовках.
А зал был малахитовый. Иззолоченный весь вдоль и поперек. Все, что не было зеленое, было золотое, и золотого было больше, чем зеленого. Пока персоны рассказывали о забавных обстоятельствах Дан туристски озирался, но когда внимание публики сконцентрировалось на нем, сразу ощутил, что похож на нищего, забравшегося в Георгиевский зал во время саммита. То есть на бомжа. Немытого, небритого, нестриженого и с помойки одетого. Гай был хотя бы вполне элегантен.