– У нас разное восприятие термина «всего лишь», – буркнул Дан. – Я не хочу, чтобы меня публично высекли и тем более публично поимели… не публично тоже не хочу.
– А лобызать сапоги хочешь?
– Я вообще не хочу, чтобы меня унижали.
– И готов умереть с оружием в руках, но не унизиться?
– Готов! – с вызовом бросил Дан, сильно сомневаясь в своей готовности. Она разомлела от крепкого сна, хорошего завтрака и огня в камине и никак себя не проявляла.
– То-то и оно, – глубокомысленно заключил собеседник и вдруг повернулся и возложил на Дана тяжелющий взгляд. Глаза, вообще-то карие, явственно отливали золотом. Дан не знал, что положено делать: падать ниц, то есть преклонять колено, или еще чего. И что хочет сделать, тоже не знал. Так что не отвел взгляд скорее от растерянности, чем от мужества. Его милость изволила усмехнуться и продолжить: – Есть ли у тебя сомнения в том, что Фрика рождена свободной? И правильно, что нет. А в том, что по сути она рабыня, сомнения есть? – Дан вспомнил, как стелилась герцогиня перед этим вот, как приседала и опускала глазки. – Вижу, что понимаешь. Рабство, друг мой, – это прежде всего состояние души. И пусть ты не осознаешь еще, что ты – моя собственность, но ты, плебей, смотришь мне в глаза, а Фрика не осмеливается. Ты жаждал смерти, лишь бы избежать позора. Ты дрался с лучшим фехтовальщиком в этих краях… Пусть плохо дрался, но без страха. Ты не побоялся публично предложить свою кровь вампиру… что, опять хочешь убить Фрику? Она того не стоит. Твой друг поправится. В жизни вообще много боли, но особенно много ее в жизни вампиров и эльфов.
– Ну предположим, герцогиня имеет рабскую психологию, а я душой свободен, – нагло сказал Дан. – И как это вяжется с тем, что она творит, что хочет, а я – ваша… перчатка?
– Обычно. Ничего особенного в этом нет.
– И выбора у меня тоже нет?
– Как сказать… Можешь сбежать, и я не стану за тобой гоняться. Соскучился по Фрике и Люму? Хочешь, чтобы благородные любовались твоим голым задом и последующими действиями Люма? Не хочешь. Тебя пугает слово. И это главный минус. А плюсы? Никакая Фрика не рискнет даже говорить с тобой грубо. Даже назвать тебя на «ты» не рискнет. Быть моей собственностью вовсе не позорно, Дан. Напротив, почетно.
– И что, герцогиня…
– Была бы в восторге. Падала бы ниц и лобызала сапоги. Публично задирала бы юбку не только передо мной, но и перед тем, на кого я указал бы. Кстати, не хочешь ли?
– Нет, – искренне оказался Дан.
– И правильно. Порочна, развратна и абсолютно беспринципна. Как все ее приближенные. Рабы.
– И Люм?
– Нет, – согласился… хозяин? Ох. – Люм свободен. Хотя тоже порочен, беспринципен и вообще редкий мерзавец. С одной стороны, опасен… с другой – охотно бы лобызал мои сапоги, чтобы оказаться на твоем месте. Ну, хочешь, например, высечь герцогиню, как она высекла тебя?
– Нет.
– Почему? Так гуманен?
– Я гуманен? – удивился Дан. – Нет. Просто… что ей это? Разве что больно. Она все равно не будет чувствовать того, что чувствовал я.
Тот одобрительно кивнул. Наступила пауза, длинная, как ожидание троллейбуса под дождем, и столь же неприятная. Дан пытался понять, как чувствует себя в новом качестве.
– И что дальше?
– Жизнь. Долгая и увлекательная. Потери и приобретения. Возможно, любовь. Вероятно, война. Но не жалкое существование чужака. Хотя, прости. Твоя жизнь не оказалась жалким существованием. И это весьма удивительно.
– Вы уже и о моей жизни все знаете?
– О твоей жизни здесь. Ты необычный человек. Дан. Маги уходят, случается эквивалентный обмен, но уходят только посредственности. Можешь мне поверить. И приходят такие же. В лучшем случае спиваются, не заводят друзей, шарахаются от вампиров и сетуют на свою загубленную жизнь. Ты – необычен. Тебя – двое. Один попал сюда по эквивалентному обмену. Это банковский служащий, милый, сдержанный и приятный, но совершенно бесполезный человек. Второй просыпается. Это тот, который спас вампира, а первый всего лишь пожалел. Это тот, который приручил дракона. Тот, который выручил эльфа. Тот, который готов умереть, но не унизиться. Что ты чувствовал, когда Фрика велела тебя высечь?
– Хотел покончить с собой, – неохотно признался Дан. – Гаю предложил кровь, а он отказался, хотя и обещал.
– Но передумал?
– Как видите.
– Ты правильно оцениваешь ситуацию. Фрику не унизит порка. Вообще не уверен, что ее можно унизить, потому что она гордости не имеет. И не вспоминай об Ирисе. Она рано или поздно повесила бы его и без тебя. Забудь Люма. Или сделай с ним то, что хочешь. Убей. Унизь.
– Нет.
– Почему? Мараться не хочешь?
Дан помолчал.
– Она заслуживает смерти. И остальные. А разве что-то изменится? И следующая Фрика будет доброй? И следующий Люм не станет вешать следующего Ириса?
– Нет.
– Я должен буду уехать с вами?
– Да.
– Когда?
– Через несколько дней.
– Я смогу навестить Гая?
– Разумеется. Кстати, идем-ка.
Дан потащился следом, так и не понимая, что чувствует. Пожалуй, ничего. Остатки вчерашнего азарта прошли, Дан даже сомневался, он ли вчера дрался с Люмом и так стремился навстречу его мечу после поражения? Слышал ли он вполне дружелюбные слова Люма о шансе? Его ли раскладывали на столе для Люмова удобства? Он ли теперь чья-то собственность? И что это означает вообще?
– А кто вы? – спросил он спину в черном.
– Узнаешь еще.
– А звать мне вас как – ваша милость?
– Не нравится?
– Пошло как-то.
– Пошло? Забавная формулировка… Ну а как в твоем мире на этот счет?
– В моем мире отсутствует собственность на людей, – съязвил Дан, – а кто пытается, подлежит уголовной ответственности.
Спина фыркнула.
– А в книжках?
– Ну… мессир или там милорд.
– Тоже не нравится?
– На мессира не тянете, – обнаглел Дан. Легко было наглеть на сытый желудок и не видя золотых глаз. – Он все-таки дьявол.
– А на милорда тяну?
– На милорда – вполне. Значит, милорд?
Он остановился и развернулся. Дан замер. Голову оторвут или что?
– Меня зовут Нирут. Нирут Дан. Забавно?
Еще бы не забавно, слегка ежась под этим взглядом, подумал Дан. Голову оторвет. Точно.
Он протянул руку и коснулся пальцами шрама на подбородке.
– М-да… еще и парализовано. От этого я тебя избавлю, но шрам останется.
– Ну и что? – удивился Дан. – Это не самое страшное, что случилось в моей жизни.
– Но ты красив. Не пугайся, я не вдохновляюсь мужчинами.
– Красота, – проворчал Дан, – не главное мое достоинство. Я ж не девушка.
– А какое главное?
Дан растерялся. Они стояли на улице перед высокими воротами и прорезанной в них дверцей. Было холодно, но Нирут Дан словно не чувствовал мороза. А Дан Лазарцев – очень даже чувствовал.
– Не знаю.
– Может, просто скромничаешь?
– Правда, не знаю. Не думал никогда.
– Подумай.
Он распахнул ворота.
Шарик закопал Дана глубоко в сугроб, потом выкопал, потом снова закопал. Сопровождалось это облизыванием, клекотом и свистом. Милорд хохотал сначала, потом выдернул Дана из снега и пинком отправил к дому. Шарик решительно рванул следом.
– Он твой.
– А у меня может быть что-то свое?
– Все, что у тебя есть, – твое, – удивился он. – А за дракона ты щедро заплатил магистрату. К тому же теперь он не годен для патрулирования. Забирай свою собачку. Он твой. Меч – твой, какие-то там у тебя деньги – твои. И уж в этом нужды у тебя никогда не будет. В том, чтобы быть моей собственностью, есть свои преимущества, Дан. Можешь называть меня Нирут.
– Это тоже преимущество?
– Твое.
Шарик терся о его ноги, и Дан забеспокоился о целости штанов, потом положил руку на загривок дракона – слава богу, наклоняться для этого было не нужно.
– Зачем я вам сдался… милорд?
Почти тезка усмехнулся. Широкая улыбка Гая, разгоняющая толпу, была намного приятнее.
– Поймешь со временем. А пока можешь считать, что это мой каприз.