Видимо, главные обвинители Иисуса — первосвященники Анна и Каиафа — в этом «разобрались». Потому-то и легло в основу их обвинения словосочетание — «называл Себя Христом Царем». Это означает, что они считали Иисуса и лжемессией, и лжецарем.
Однако, как мы увидим далее, в суде синедриона открыто не прозвучало обвинение в том, что Иисус является лжемессией. Его обвинили лишь в том, что Он назвал Себя Царем Иудейским. И это, вероятно, не случайно. Далее будет показано, что это было сделано в расчете на осуждение Иисуса римским трибуналом.
Могут возразить — все это фантазии и выдумки, поскольку в то время образ Царя из дома Давида являлся основополагающим образом Мессии. Между тем. к началу нашей эры ситуация. видимо, несколько изменилась. Ряд историков убеждены, что спектр представлений о Мессии в то время расширился. М. Туваль. например, обоснованно отмечал, что при Хас-монеях «появились мессианские чаяния, не зафиксированные ранее»[43].
Поэтому можно допустить, что обвинители Иисуса в своем намерении донести выдвинутое против Него обвинение до Пилата не придавали выражению «Царь Иудейский» мессианской окраски и рассматривали его, в первую очередь, как посягательство Иисуса на светский титул. В другое время им бы, наверное, не пришло такое в голову, поскольку религия и политика являлись в Иудее взаимосвязанными, неотделимыми понятиями. Но, похоже, тогда сама жизнь внесла коррективы, подсказала реальную возможность их разделения. Ведь незадолго до этого Ирод Великий, по сути, устранил в своем царстве теократию и предпринял последнюю в истории Израиля попытку создать светскую монархию, проведя, по утверждению крупнейшего знатока римской истории Т. Моммзена, «четкое разделение государственной и церковной власти»[44].
В этой связи принципиально важно обратить внимание не только на отсутствие у Иисуса интереса к захвату светской власти, но и на то. что еврейские иерархи это осознавали. Он мог войти в Иерусалим как Мессия. Но не в том понимании, которое господствовало тогда в Иудее. И не как Царь, рассчитывающий обрести реальную политическую власть. А тем более захватить ее насильственным путем. Наоборот, когда (после явленного Иисусом чуда умножения хлебов) люди решили вознести Его на реальный трон. Иисус «узнав, что хотят придти, нечаянно взять Его и сделать царем» (Ин. 6:15), вынужден был поспешно удалиться. По той же причине Иисус остановил Петра, выхватившего во время Его ареста меч. Брюс М. Мецгер писал: «Это было Его прямым. нет“ политическому и военному мессианизму».
В словах Иисуса, обращенных к людям, отсутствовали призывы к захвату власти и мятежам. Самое удивительное, что в Его словах вообще сложно выделить какую-то крамольную новизну. Как писал Гельмут Тилике, Иисус «не произнес практически ни единого слова, которое нельзя было бы прочесть в раввинистической литературе до него, причем почти в той же форме».
Большинство ключевых христианских понятий действительно можно найти в Ветхом Завете, особенно в книгах Даниила. Захарии, Исайи и Псалмах. То есть многие кирпичи, заложенные Иисусом в фундамент христианского здания, вначале обжигались в иудейской печи. Вместе с тем, Он каким-то непостижимым образом сумел придать ветхозаветным нормам совершенно иной, качественно новый смысл. Эта непостижимость завораживает — скромный проповедник из Галилеи, рассказывавший простым людям не всегда понятные для них притчи и совершавший различные чудеса и исцеления, в итоге сотворил самое великое чудо: мир уверовал в Него. Почему?
Для христиан все вышесказанное является самым веским доводом в пользу того, что Иисус — истинный Бог. И именно поэтому христианское вероучение распространилось по всему миру. А вот светским исследователям приходится задумываться над этим феноменом и пытаться найти ему логичное объяснение. Даже Ф. Энгельс вынужден был констатировать: «С религией, которая покорила Римскую мировую империю и в течение 1800 лет господствовала над значительной частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться, просто объявив ее состряпанной обманщиками бессмыслицей»[45].
44
Моммзен T. История Рима. Т. 5. Провинции от Цезаря до Диоклетиана. М. Изд. иностранной литературы. 1949. С. 451.